В статье с социально-исторических позиций анализируется церковный приход как микросоциальная группа. Этот социальный феномен рассматривается как минимум в трех аспектах: церковно-каноническом, юридическом и социально-историческом. Статья написана на материале, отражающем развитие прихода в дореволюционный период. Анализируется структура прихода, его разнообразные религиозные и социальные функции (морально-этическая, религиозно-мировоззренческая, культурно-просветительская, социально-политическая, благотворительная). Взаимоотношения духовенства (причта) и прихожан (мирян) также обсуждаются в статье. В работе уделено внимание взаимоотношениям прихода и государства, прихода и инославных верующих. Поставлен вопрос о необходимости дальнейшего социально-философского изучения этого феномена в связи с тем, что сегодня в России происходит активизация церковно-приходской жизни, что естественно не может не влиять на общественное сознание ее граждан.
социология
христианство
просвещение
благотворительность
1. Бердников И.С. Что нужно для обновления православного русского прихода. – СПб., 1907. – 156 с.
2. Бернштам Т. А. Приходская жизнь русской деревни: очерки по церковной этнографии. – СПб.: Петербург. Востоковедение: СПбГУ, 2007. – 415 с.
4. Добрускин М.Е. О социальных функциях церкви (на материалах Русской Православной Церкви). / М. Е. Добрускин. – 2002 // Социологические исследования (СОЦИС) : Ежемесячный научный и общественно-политический журнал. – 04/2002 . – N4 . С. 76-86.
5. Добровольская Т.А., Мастеропуло А.П., Поддубный M.B. О перспективах возрождения христианской благо¬творительности Т.А. Добровольская, А.П. Мастеропуло. М.В. Поддубный // На пути к свободе совести / сост. и общ. ред. Д.Е. Фурмана и О. Марка. – М. : Прогресс, 1989. – С. 274-293.
6. Духовный регламент, тщанием и повелением Всепресветлейшего. Державнейшего Государя Петра Первого. Императора и Самодержца Всероссийского, по соизволению и приго¬вору Всероссийского Духовного Чина и Правительствующего Сената в царствующем Санкт-Петербурге, в лето от Рождества Христова 1721 сочиненный. – М., 1856. – Ч. 2. Ст. 8. – 198 с.
7. Заозерский, Н.А. Что есть православный приход и чем он должен быть? / Н.Заозерский. – Сергиев Посад: Склад изд. в кн. маг. М.С. Елова, 1912. – 114 с.
8. Знаменский П.В. Приходское духовенство на Руси. Приходское духовенство в России со времен реформ Петра. – СПб., 2003. – 800 с.
9. Инструкция церковным старостам (Высо¬чайше утвержденная 17 апреля 1808 года) и последовавшие с того времени законоположения, от¬носящиеся к обязанностям их. с приложением положений: о приходских попечительствах и| церковных братствах / сост. прот. И. Чижевский. – Харьков, 1883. – 73 с.
10. Михайлов А. Ю. Дискуссия о реформе православного прихода в начале XX в.: альтернативный проект И. С. Бердникова // Макарьевские чтения: материалы четвертой международной конференции. – Горно-Алтайск, 2005. – С. 111-119.
11. Папков А.А. Жизнь и деятельность братств во второй половине XVII и в XVIII веках // Богословский вестник. – 1898. – Т. 4, № 12. – С. 291-323.
12. Певцов В.Г. Лекции по церковному праву / [Соч.] засл. проф. прот. В.Г. Певцова; Имп. уч-ще правоведения. – СПб. : Типолитогр. СПб. одиночной тюрьмы, 1914. – 249 с.
13. Положение о приходских попечительствах при православных церквах: [(высочайше утверждено 2 августа 1864 г.)]. – Томск: Тип. Дома трудолюбия, 1910. – 16 с.
14. Преображенский И.В. Духовенство и народное образование / И. В. Преображенский. – М.: Книга по. Требованию, 2011. – 97 с.
15. Сборник действующих и руководственных церковных и церковно-гражданских постановлений по ведомству православно¬го исповедания. Т. 1 / сост. Т. Барсов. – СПб., 1885. – 663 с.
16. Стефанович П. С. Приход и приходское духовенство в России в XVI–XVII веках. – М.: «Индрик», 2002. – 352 с.
17. Устав духовных консисторий. – СПб.: В Синодальной типографии, 1883. – 200 с.
С момента появления человеческой цивилизации функционируют общины и другие всевозможные виды ассоциаций людей, которым присуща самостоятельность действий и решений. Каждый исторический этап характеризуется своим уровнем развития общества с характерными для него базовыми элементами, структурой и формами самоорганизации, которые обусловлены имеющимися на тот момент степенями свободы, реализующихся обществом. Так, традиционный аграрный мир отличался наличием самоуправляемых, хорошо организованных локальных общин, которые, между тем, кардинально отличались от того, что мы сегодня называем гражданским обществом.
Одной из многочисленных исторических форм самоорганизации общества являлись христианские общины. Это было не что иное, как то, что сегодня мы называем микросоциальной группой, то есть первичные организации макросоциальных структур. В сложной иерархической системе христианской Церкви таковыми являлись общины, которые позже получили наименование «приход».
Термин «приход» впервые встречается в письменных русских источниках, датируемых концом XV века. Ранее взаимоотношения между священником и паствой описывались не в категориях территориальной общности, а в рамках «покаяльной семьи», состоящей из людей, регулярно исповедующихся у конкретного духовного отца.
Современный исследователь прихода П.С. Стефанович считает, что первоначально на Руси приход совпадал с погостом - светским объединением, выполняющем функции одновременно религиозного и административно-фискального округа, с кладбищем и церковью в центре . И только конец XV - начало XVI веков ознаменовались выделением прихода из объединения, выполняющего религиозную, хозяйственную и административную функции в чисто религиозное объединение.
Приход представлял собой совокупность людей, приходящих в определенную церковь, то есть религиозную общину, взаимодействующую со служителями церкви и сформированную по территориальному принципу. По решению Стоглавого Собора 1551 года приход уже в своем чисто религиозном плане стал объектом канонического церковного права. Немалое значение для упорядочения приходской жизни имела «Инструкция благочинным иереям, или протоиереям» 1775 года под редакцией митрополита Платона (Левшина), с внесенными в нее Синодом исправлениями . Позже, в 1841 году «Устав духовных консисторий» стал официальным документом, определяющим устройство православных приходов российской Церкви. С течением времени в документ вносились изменения рядом указов Святейшего Синода.
Приход являлся низовой единицей церковной организации. Письменные источники XVIII-XIX вв. свидетельствуют, что этот термин в данный период употреблялся в таких значениях: 1) церковное сообщество прихода - прихожане и причт, возглавляемые настоятелем приходской церкви; 2) низовой церковно-административный округ (как с храмом, так и без него); 3) прихожане - население, приписанное к округу; 4) только клир (наименее употребляемая дефиниция из указанных) .
Сложно дать всеобъемлющее и однозначное определение этому понятию, поскольку приход можно рассматривать как минимум в трех ракурсах: церковно-каноническое толкование, толкование в контексте действующего законодательства и его фактическое состояние в тот или иной исторический период. Выбранный ракурс и обуславливает детерминацию понятия.
С церковно-канонической точки зрения приходом является церковь, состоящая из мирян и клира, канонически зависящая от епископа и управляемая поставленным им пресвитером. Слово «церковь» в данном определении употребляется в его изначальном значении, то есть как «общество верующих». Другими словами, в православной церкви понятие приход имеет и церковно-социальное значение: миряне или прихожане являются такими же членами церкви, как и ее служители. Приход немыслим без пастыря и имеет прямую связь с епархиальным архиереем (епископом) .
«Устав духовных консисторий» в условиях юридической неразделенности церкви и государства рассматривал приход как первичную структурную и статистическую единицу церковно-государственной организации общества, в которой литургическая составляющая стояла как бы особняком. С одной стороны, это совокупность прихожан, с другой - это определенные населенные пункты, причисленные к конкретной церкви, составляющие территориальное образование как часть епархии.
Согласно сложившимся к 60-м годам XIX века законодательным нормам и приходской реальности, приход определялся как структурная часть епархии (церковный округ), которая имела свой храм с назначенным епископом причтом. Храм объединял на определенной территории прихожан православной церкви для удовлетворения нравственных и религиозных потребностей .
В Синодальный период, как, впрочем, и теперь, приход характеризовался следующими отличительными чертами: 1) привязка к территории; 2) определяющая роль здания-храма в приходской организации; 3) назначаемость священно- и церковнослужителей при необязательности учета мнения прихожан, хотя древние церковные каноны требуют его учитывать; 4) приход и прихожане живут по двум «законам» - древнему церковно-каноническому праву и действующему государственному законодательству; 5) регламентированный состав причта; 6) ведение церковно-приходского хозяйства в смысле руководства является монополией духовенства - миряне самостоятельности в этой сфере не имеют, их роль чисто исполнительская и вспомогательная; 7) наличие настоятеля, причта и церковного старосты, как раньше, так и теперь, является обязательным условием деятельности церкви как учреждения.
Вместе с тем церковь как храм могла функционировать и при отсутствии постоянно приписанного состава прихожан (бесприходная церковь, собор). Право создавать и закрывать приходы принадлежало Святейшему Синоду, однако границы между приходами устанавливал епархиальный архиерей . В настоящее время это право принадлежит архиерею. Синод обычно в этот вопрос не вмешивается.
В первой половине XIX века толкование понятия «приход» с помощью терминов «община», «общество» в значительной мере отражало не реальное состояние, а некий желаемый образец. В реальности большая часть прихожан не принимала активного участия в приходской жизни. Единство во взаимоотношениях с клиром не всегда было тесным. Вместе с тем попытки сформировать из прихожан при церкви реальную общину, которая была бы инициативной, сплоченной, активно способствующей просветительской и благотворительной деятельности в приходе общностью, особенно активно предпринимались со второй половины XIX века.
Сначала это происходило по инициативе «снизу» - как стихийно сформированные инициативные группы (к примеру, так называемые «попечители», которые благодаря своей активности выдвигались из жителей и самими жителями того или иного села). Именно из таких лиц складывались церковные советы, которые под руководством причта вовлекались в решение и реализацию общеприходских вопросов. Cпустя какое-то время и на общероссийском уровне эта идея была воплощена в документах. Основным среди них стало «Положение о приходских попечительствах при православных церквах» .
Выполняя функцию первичной единицы церковной организации, приход и его структура с течением времени усложнялись. Составными элементами прихода к 70-м гг. XIX века являлись: храм (а также иные сооружения для осуществления нравственно-религиозной общественной деятельности), кладбище (хотя не обязательно при храме), прихожане, причт, а также факультативные элементы: богадельня, церковно-приходская школа, церковно-общественные организации (например, братства, общества трезвости), приходская больница и тому подобные приходские учреждения.
Храм, являясь местом собрания прихожан и местом общественного богослужения, выполнял приходообразующую функцию. В него назначались священно и церковнослужители. Вокруг храма объединялись прихожане. При нем находился церковный староста, избираемый на общем собрании прихода. Таким образом, приходская община являлась элементом церкви-учреждения. По отношению к храму как сакральной территории (храм всегда освящался архиереем и с этого времени считалось, что здесь присутствие Бога на земле особенно реально) прихожане представляли собой вторичную составляющую. Они приходили сюда за освящением через молитвы Церкви. В данном контексте приход, не имеющий храма-здания, был бы немыслимым явлением, в то время как существование храма без приходской общины и прихода было возможно.
Помимо причта и храма, структурным элементом прихода, как уже было сказано, являлся институт церковных старост. Появление этой должности связано с древнерусским церковным правом. Объем полномочий и круг обязанностей церковного старосты определялись практическими нуждами конкретного прихода. Старосты управляли под контролем настоятеля приходскими делами, могли представлять приход в суде, в сделках и так далее.
Официальный статус приходская должность старосты получила в указах Петра I (1718 и 1721 гг.), согласно которым на приходского старосту возлагалась обязанность осуществлять надзор за продажей свечей и церковным имуществом. Утвержденная в 1808 г. Александром I «Инструкция церковным старостам» регламентировала их деятельность на протяжении всего XIX века . Церковного старосту избирали на общем собрании прихода из числа прихожан для каждой приходской церкви с целью приобретения, использования, хранения церковного имущества и денежных средств под руководством и надзором настоятеля, благочинного и епархиального руководства.
Особенности положения старосты в приходе ярче всего проявлялись в его полномочиях, касающихся церковных доходов. Причт нес ответственность за расходование церковных средств. Церковный же староста, не имеющий права распоряжаться таковыми непосредственно, присутствовал при их свидетельствовании (наряду с имеющими на это право другими «почтеннейшими» прихожанами), выполняя функцию поручителя в целости средств, принадлежащих церкви .
Приход выполнял многочисленные функции. В качестве основных среди них следует отметить следующие: морально-этическая, религиозно-мировоззренческая, культурно-просветительская, социально-политическая, благотворительная и так далее. Именно приход, являющийся низовой структурой церкви, являлся местом осуществления непосредственного контакта населения с представителями церковной организации. Вышеперечисленные функции церкви реализовались в процессе взаимодействия служителей клира с прихожанами в ходе выполнения ими конкретных обязанностей, как закрепленных законодательно (например, в законах Российской империи имеется немало положений, которые направлены на охрану и углубление православной религиозности ее граждан). Немало среди этих обязанностей было и тех, которые по умолчанию считались неотъемлемым элементом церковного служения .
Под морально-этической функцией церкви подразумевалась проповедь нравственных ценностей, осуждение поведения, противоречащего христианской морали, одобрение и освящение через благословение священника поведенческих моделей, соответствующих морально-этическим принципам христианства. Данная функция реализовалась через публично произносимые поучения и проповеди, личный пример духовенства, церковное наказание (епитимья), исповедь, индивидуальные наставления, общие беседы и так далее.
Реализация религиозно-мировоззренческой функции заключалась в формировании у людей православного мировоззрения, повышении авторитета Православной Церкви, обращении неверующих или верующих иных исповеданий в православную веру, то есть миссионерство и тому подобное.
Относительно последнего положения должно сказать, что вопросу миссионерства придавалось особое значение. В так называемых «метрических книгах» (фактически это были книги записей церковно-гражданского состояния - крещение, брак, погребение) имелся специальный раздел «О присоединившихся». Сюда вносились данные о лицах, которые перешли из того или иного исповедания или конфессии в православие. В послужных списках духовенства такие случаи отмечались как особо важная заслуга того или иного священника.
Реализация религиозно-мировоззренческой функции на уровне прихода всегда подразумевала религиозную пропаганду посредством личных бесед, проповедей, воскресных чтений, преподавание Закона Божия в дореволюционных учебных заведениях различных типов (как правило, этот предмет вел священник местного прихода), работу воскресных и церковно-приходских школ.
Под культурной функцией Церкви понимается создание духовных ценностей, которые обогащают как религиозную, так и светскую культуру. Эта функция на уровне прихода включает в себя: содействие доступу прихожан к культурным ценностям, пропаганда образования, распространение грамотности через сеть воскресных и церковно-приходских школ, проведение среди прихожан просветительских чтений, создание церковных библиотек, выставок и многое другое в этом направлении.
Развитие благотворительности в приходе во многом зависело от активности клира. Для этого проводилась следующая работа: различные формы проповеди, убеждение народа в необходимости милосердия по отношению к страждущим, организация приютов, богаделен, больниц при участии прихожан, выявление людей, нуждающихся в помощи, и посильное оказание ее, организация благотворительных мероприятий.
Священник-настоятель являлся центральной фигурой в приходе. Другие члены причта помогали ему в церковном управлении и при богослужениях. В качестве священнослужителя приходской священник был обязан в праздничные и воскресные дни совершать общественные богослужения. В рамках своего прихода он должен был совершать христианские требы и таинства, проводить частные богослужения
Приходской причт проводил свою деятельность строго на территории прихода. За исключением отдельных случаев запрещалось отправлять требы на территориях других приходов. Например, священник не имел права отказаться от причастия тяжело больного (при отсутствии местного священника), отказать в крещении младенца, находящегося под угрозой смерти. Разрешалось совершать погребение, причащение больных или крещение над лицами, которые проездом находились на территории прихода или временно проживали на ней. Священник мог совершать требы вне своего прихода по просьбе настоятеля местной церкви или по распоряжению архиерея . При этом священник обязан был сделать в своей метрической книге соответствующую запись о требе, а священнику прихода, где она была проведена, передать письменное свидетельство, а так же, как это имело место на практике, и доход от этого требоисправления.
По отношению к инославным при отсутствии соответствующего духовного лица священник был обязан отправлять требы по их просьбе (католики, протестанты и т.д.). Конечно, это могло иметь место, если проситель был согласен с условиями, установленными для соответствующего богослужения. В метрическую книгу вносилась соответствующая запись .
В идеале священник должен был выполнять не только функцию требоисправителя, но также быть духовным учителем, пастырем, руководителем своего прихода - как в церкви, так и за ее пределами. Он был обязан наставлять прихожан в истинах веры и принципах христианского образа жизни, искоренять суеверия, вразумлять заблуждающихся, наблюдать за нравственной и религиозной жизнью прихожан. В случае необходимости налагать епитимьи (духовные наказания) для искоренения негативных привычек прихожан.
Согласно библейским текстам проповедь является одним из важнейших средств духовного воздействия на народ. Духовенство было обязано проповедовать Слово Божие в храмах, а также при любой другой удобной возможности наставлять прихожан в вере и благочестии, в послушании властям и благонравии. Священнослужители были обязаны регулярно произносить катехизические поучения и проповеди, направленные на разрешение многоразличных проблем прихожан .
Кроме этого, священник-настоятель имел право учреждать богадельни, школы, братства, попечительства, занимая в этих учреждениях пост непременного члена. Приходской священник контролировал церковный порядок, благоустроенность храма, хранил документы и церковную печать, сакральные предметы, следил за поведением членов причта. Совместно со старостой и причтом вел учет приходских средств, управлял имуществом прихода.
Кроме непосредственно религиозных функций, приходские причты исполняли немало обязанностей гражданского и чуть ли не полицейского характера. Со времен Петра I светские власти стремились использовать исповедь для контроля за настроениями подданных, хотя им это далеко не всегда удавалось - препятствовала тайна исповеди. В светском законодательстве была закреплена обязательность регулярной исповеди. Для этой цели велись специальные исповедные ведомости (в первую очередь это касалось исповеди в Великий пост). В нее заносились не только фамилия, имя и отчество исповедника, дата исповеди и место его жительства, но и сумма жертвы, которую вносил кающийся.
Приходские священники в XIX веке были обязаны в своих отчетах архиерею указывать данные о причастниках и исповедниках, отмечая тех, которые не причащались и не исповедовались в течение двух и более лет даже после увещеваний. Священники по распоряжению гражданской власти или по указанию духовного руководства были обязаны объявлять в приходских храмах государственные указы и императорские манифесты.
В обязанности приходского духовенства также входила регистрация актов гражданского состояния. В метрических книгах фиксировались факты рождения, бракосочетания и смерти. В них вносились записи о населении, относящегося к конкретной церкви. Записи могли производиться как самим священником, так и дьяконами или причетниками , но настоятель должен был их обязательно подписывать.
Перед тем, как совершить обряд бракосочетания, священнослужители были обязаны убедиться в отсутствии каких-либо обстоятельств, делавших невозможным этот брак. Осуществлялось это посредством так называемого «оглашения» (обычно это было повторяемое несколько раз публичное объявление в конце богослужений о желании пары вступить в брак). Прихожанам задавался вопрос о том, известны ли им обстоятельства, препятствующие бракосочетанию. Велись также «брачные обыски». Они представляли собой опрос поручителей и свидетелей самих брачующихся, а также рассмотрение соответствующих документов: метрических книг, исповедных росписей, формулярных списков, указов об отставке, паспортов и так далее .
Приходской священник был обязан ежегодно отсылать в присутствия, отвечающие за воинскую повинность, списки лиц, достигших призывного возраста. Выдача выписок о рождении, браке, смерти (зачастую эти документы именовались «выпись из...») также производилась на уровне прихода. Для получения полной юридической силы эти «выписи» подлежали заверению в консистории, то есть в канцелярии епархиального управления.
В конце XIX - начале XX вв. русские ученые активно изучали православный приход. Он также оживленно обсуждался и в церковной среде . В советское время по известным причинам тема приходской жизни редко появлялась на страницах научной литературы, да и то чаще всего в искаженном виде.
Современные ученые начинают интересоваться этой темой. Это тем более необходимо, что сегодня руководство Русской Православной Церкви прикладывает колоссальные усилия не только для организации новых приходов, но и для активизации приходской жизни как таковой. Церковью издано и издается множество нормативных документов в этом направлении.
Социально-философский анализ этого явления, имеющего глубокие социально-исторические корни, крайне необходим, так как он затрагивает немалую часть населения России и активно влияет на формирование национального менталитета ее граждан.
Рецензенты:
Аринин Е.И., д.ф.н., профессор, заведующий кафедрой философии и религиоведения Гуманитарного института ФГБОУ ВПО «Владимирский государственный университет имени Александра Григорьевича и Николая Григорьевича Столетовых», г. Владимир;
Катунина Н.С., д.ф.н., профессор кафедры философии и религиоведения Гуманитарного института ФГБОУ ВПО «Владимирский государственный университет имени Александра Григорьевича и Николая Григорьевича Столетовых», г. Владимир.
Библиографическая ссылка
Горбачук Г.Н. ЦЕРКОВНЫЙ ПРИХОД КАК МИКРОСОЦИАЛЬНАЯ ГРУППА: ОРГАНИЗАЦИОННЫЕ ОСНОВЫ И ТЕНДЕНЦИИ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ // Современные проблемы науки и образования. – 2015. – № 2-2.;URL: http://science-education.ru/ru/article/view?id=21670 (дата обращения: 14.12.2019). Предлагаем вашему вниманию журналы, издающиеся в издательстве «Академия Естествознания» 10.12.2014
Почему от храма к храму разнятся не только продолжительность богослужений, но и требования к тем, кто готовится к причастию? Кто несет ответственность за приход и по какому принципу он может формироваться? Почему общине опасно замыкаться на самой себе и что должен увидеть на приходе человек, чтобы захотеть там остаться? Своими мыслями об этом поделился в рамках «Илиинской гостиной» протоиерей Максим Козлов, первый заместитель председателя Учебного комитета Русской Православной Церкви, настоятель Патриаршего подворья - храма преподобного Серафима Саровского на Краснопресненской набережной в Москве.
Человек человеку – кто?
На приходе, по идее, мы должны жить так, чтобы не быть друг другу бревнами, которые несутся в одном потоке, в одном направлении, но при этом сталкиваются только по факту, что на каком-то повороте нас друг на друга снесло потоком. Сознательно не говорю о жертвенной любви, героическом стеснении себя ради другого человека, которое бы означало, что я настолько вовлечен, что могу отложить полностью свои дела, попечения, семейные, профессиональные заботы. Но при этом все же необходимо, чтобы люди не были друг другу чужими, чтобы, приходя в храм, они в какой-то части друг друга знали и при необходимости могли поддержать, чтобы между ними осуществлялась, ну хотя бы в каком-то смысле, то, о чем говорит Спаситель: «По тому узнают, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13. 39). Потому что если этого не будет, то какой тогда это приход? Получится просто некое собрание людей, которые сошлись, постояли рядом друг с другом и разошлись.
Если говорить о каких-то главных задачах прихода, другого главного я никогда не мог придумать, честно говоря. Начнем с первой части − с евхаристической и богослужебной жизни прихода. Здесь, мне кажется, в сегодняшней нашей жизни возникает целый ряд важных вопросов – важных как на уровне отдельного прихода, так и на уровне коммуникаций, связей в целом между храмами, общинами города Москвы.
Сколько длится всенощная?
Что я имею в виду? Скажем, прежде всего, о богослужении − сначала хорошее, а потом проблемное. Итак, наше приходское богослужение мы, конечно же, не осуществляем и не можем осуществлять по букве Типикона – богослужебного устава. Это все прекрасно понимают: мы не можем иметь всенощное бдение, кроме специальных литургических экспериментов, которое бы продолжалось всю ночь в воскресный день. Мы не можем читать междочасие, святоотеческие чтения, полагающиеся по уставу, и так далее. Фактически в Москве сложилась некая традиция, каким образом сокращается приходское богослужение, однако это нигде не прописано, поэтому в одном месте совершается так, в другом месте – по-иному, что само по себе неплохо: вариации могут существовать, люди разные, и это нормально. А с другой стороны, а как широки должны быть границы этих вариаций?
Вот сколько может продолжаться воскресное всенощное бдение регулярным образом − от полутора до пяти с половиной часов? Я знаю, по крайней мере, два московских храма, в одном из которых всенощная может продолжаться полтора часа, а в другом, где, правда, служат по единоверческой традиции, всенощное бдение в совокупности продолжается пять – пять с половиной часов.
Поместный Собор 1917−1918 гг. работал над созданием некоторого устава приходского богослужения, где могло быть обозначено, что в первую очередь может быть сокращено, что − во вторую, а что не может быть сокращено никогда. Наверное, было бы очень хорошо, если бы в приходской жизни Москвы мы могли достичь не то что бы полного единообразия, повторю, но каких-то понятных критериев, которые могли бы применяться настоятелями во всех храмах. Чтобы, куда бы мы с вами ни пришли, это было узнаваемое, ожидаемое богослужение.
На каждом приходе – свои законы?
Второй вопрос, связанный с богослужением − мне кажется, он очень важен сейчас − это вопрос евхаристической дисциплины, вопрос о том, каким образом мы готовимся к Таинству Причастия. Здесь тоже существуют самые разные практики.
Изредка мы можем встретиться с практиками, которые отсылают нас чуть ли не к синодальной эпохе, когда для мирян (я не встречал такое для духовенства), непременно предлагается достаточно продолжительное многодневное говение, даже если это семья, отягощенная детьми; также требуется посещение вечернего богослужения накануне, еще какие-то соответствующие дисциплинарные требования. А можно встретиться с практикой, где ничего особенного не требуется: пришел человек − и ладно, его и не спросят.
Проблема возникает в том, что если человек оказывается в другом храме (например, хотел причаститься рядом с местом работы и пошел не в свой обычный приход), а ему говорят там: «Знаете, мало ли, что там вас на другом приходе благословили. Если вы хотели у нас причащаться, то должны были сделать то-то, то-то и то-то…» Возникает многообразие требований.
Например, недалеко от дома, где я живу, есть храм. Туда пошли мои друзья пошли с детьми, еще грудными. Маму спросил священник перед Чашей: «А ребенок сегодня ел?» − «Ел. А как он мог не есть?» − «Ну, тогда, мамаша, вы идите. Чего, собственно, вы с вашим ребенком пришли в таком случае?»
Было бы очень желательно, если бы все мы имели понятные критерии: что можно потребовать от человека, что должно иметь место, а чего быть не может никогда. И нужно, чтобы эти правила каким-то образом стали единообразны для всех приходов, чтобы было понятно, выше чего не следует требовать от прихожанина − можно в иных случаях призвать его к большему, но нельзя потребовать.
«Обещайте вырастить ребенка святым…»
Сейчас возникает еще один интересный феномен, связанный с последним совсем временем. Имеется справедливое указание священноначалия о том, что крещение должно проходить более ответственно, что родители и восприемники заранее должны соответствующим образом готовиться к крещению. Все это правильно.
При этом могут быть разные варианты ситуаций. Прежде всего, не до конца ясно, что должна означать подготовка со стороны родителей и восприемников – написано, что она должна включать в себя минимум две встречи, беседы. А что значит две встречи, две беседы? Где-то под этим предполагается, что один раз просто встретились, а второй раз − перед крещением, а где-то это может быть развернутый цикл лекций на протяжении полугода, которые предполагают посещение и сдачу зачета, знание Символа веры и основ катехизиса. Тоже хорошо было бы, чтобы готовящиеся к крещению люди четко представляли, что от них могут потребовать.
Делюсь особенным опытом в этом смысле из новейшей практики. Недавно я выдал справку одному своему прихожанину, который готовился стать крестным в другом московском храме. Это ответственный церковный молодой человек, уже отец семейства, родитель двоих детей.. Все было хорошо до того момента, пока священник, совершавший Таинство перед купелью, незадолго перед самим омовением в крещальной купели спросил его: «А вы обещаете воспитать ребенка святым?» И тот − прямой человек, воспитанный в честности перед Богом, − сказал: «Нет. Вот этого не могу обещать. Содействовать родителям, укреплять возрастающего человека в вере, благочестии и чистоте − могу, а обещать вырастить его святым – не могу». − «Ну, тогда отойдите, вы не будете участвовать в качестве крестного».
Можно такое потребовать от человека или нет? Желательно, чтобы и родители, и восприемники знали обязательства, которые они на себя берут, чтобы эти обязательства каким-то образом были прописаны. Да, если в итоге всей духовной семьей − родители, дети, восприемники – они достигнут святости, Господь будет радоваться на небесах, и мы все о них порадуемся, но, все-таки, мне представляется, это примерно то же, как если бы мы, приезжая в семинарию, требовали: «Вот вы, администрация, обязуетесь выпустить в этом году пять отцов Иоаннов Кронштадтских? Если не обязуетесь, то вы такого рода семинария, которую закрывать пора. Чем вы тут занимаетесь?»
Дамы и джентльмены, достойные во всех отношениях
или Как не стать междусобойчиком
Есть и другие аспекты межприходских коммуникаций. Я специально о них говорю, потому что считаю, что мы должны быть разомкнуты друг на друга. Одна из естественно возникающих проблем приходской жизни – то, что тот или иной приход (в силу того, что в каждом складывается не то что особенная, но своя традиция, что само по себе хорошо) не всегда просто общаетсяс другим приходом. Нам не всегда просто бывает найти продуктивные темы и общие дела, когда мы можем общаться не надуманно – «ну, давайте устроим мероприятие в благочинии, чтобы все приходы были задействованы».
Но понятно, что это нужно: приход, с одной стороны, должен вырастать как община, как бы внутри себя созревать, с другой стороны, мы знаем и об опасности такого развития ситуации, когда появляется ощущение, что этим людям хорошо только между собой. Еще во время служения в Татьянинском храме, который по определению особенным храмом − все же он открыт при Московском университете и там по самому факту нахождения в стенах университета собиралась по преимуществу определенная социальная категория людей, − я всеми силами добивался того, чтобы не возникло ощущения этакого элитарного междусобойчика. Бывают такие, как у Гоголя сказано, дамы просто приятные и приятные во всех отношениях, равно и джентльмены достойные и достойные во всех отношениях, которые готовы внутрь себя принять только людей, подпадающих под их понимание, что такое приличный, хороший, современный православный христианин. Но мы должны быть готовы принять всех, которые душой потянулись к ограде церковной, ко Христу потянулись, и не оттолкнуть тех, которые на нас не похожи.
В том, наверное, и состоит часть подлинной христианской любви, о которой нам говорит Спаситель (см. Мф. 5. 43−45). Нетрудно любить тех, которых мы естественно любим, а надо полюбить и других − может быть, без героизма, если не тех, кто нас воспринимает как врагов, проклинает и прочее, то хотя бы тех, кто не вызывает у нас естественной симпатии. Кто громко разговаривает, не имеет хороших манер, не понимает, что главное в богослужении на сегодня, но при этом к Церкви, ко Христу потянулся − пусть хоть на каком-то уровне, пусть это нам кажется обрядоверием или еще чем-то.
Надо дать им дорогу, чтоб те люди, которые сейчас могут войти в ограду Церкви, вошли в нее, не встретив с нашей стороны препятствий.
Без исповеди нет причастия?
Еще один важный, как мне кажется, аспект всегдашней, в том числе и современной церковной жизни – он, как и другие темы, которые я сегодня затронул, так или иначе звучат в Межсоборном присутствии − это вопрос исповеди и ее связи с Таинством причастия.
Дело в том, что мы сейчас находимся в очень необычном хронологическом промежутке церковной истории по отношению к Таинствам исповеди и причастия. Наверное, все вы представляете, в общем, что в Древней Церкви исповедь, если была, то была публичной. Потом, когда стала развиваться индивидуальная исповедь, не всегда связанная с исповедью священнику, потому что могло иметь место душепопечение у монаха, который не имел священного сана, это была не исповедь как таинство, а некое духовное наставление, окормление. Она у мирян, за пределами монастырей, она не была слишком частой, не была так связана непременно с тем, что за каждым актом исповеди следует причастие.
Соединение исповеди и причастия в качестве обязательного союза этих двух Таинств произошло в те века, когда по факту церковной истории миряне стали причащаться достаточно редко, как это было, скажем, в нашей Церкви в синодальную эпоху. Об этой практике можно узнать из источников церковных и даже русской литературы − вспомним эпизод из романа Л.Н. Толстого «Война и мир», где говорится об исповеди Наташи Ростовой. Или другой, более церковный пример − «Лето Господне» Ивана Шмелева. Люди чаще всего причащались раз в году, в большинстве своем Великим постом, а наиболее благочестивые – несколько чаще. Кто читал «Лето Господне», помните, там есть персонаж Горкин − дядюшка маленького Сережи, который дан как образец народного благочестия. Он причащался так часто, как почти никто в той еще вполне традиционной среде, − в четыре многодневных поста и в день своего Ангела. Это было очень часто, почти необычно часто; это был человек такой сугубой церковности.
Понятно, что если причащаться в четыре многодневных поста, то, конечно же, соединение исповеди и причастия естественно происходит в жизни человека, − ну как подойти к Чаше, если ты прожил несколько месяцев без исповеди?
Но когда уже, собственно, в советское время во многих храмах установилась практика достаточно частого причащения мирян − один-два раза в месяц, а в какие-то периоды церковного года и того чаще, например, Великим постом, в Страстную седмицу, в Светлую седмицу и другие значимые праздники − возник вопрос: если я причащаюсь сегодня в воскресенье и завтра на такой-то праздник, а потом еще через несколько дней, что я могу сказать, подойдя к Кресту и Евангелию, кроме того, что я вообще грешен и осознаю свою принципиальную греховность перед Богом? Но ведь исповедь как Таинство − это не просто осознание своей греховности перед Богом, но и конкретное исповедание, именование того, что есть у меня на душе и у меня на совести. И получается так, что частое соединение исповеди с причастием у благочестивых людей, которое является совершенно новой практикой в истории Церкви, порождает определенного рода проблемы.
Эти проблемы связаны с тем, что человек периодически должен говорить то, что полагается говорить, − я пришел к исповеди, я же знаю, мне нужно сказать, что я неправильно вел себя перед причастием или слишком разговелся, или смотрел телевизор, не был выдержан со своими близкими. Это всегда можно сказать, это такие «неопасные грехи» − с точки зрения произнесения неопасные. И возникает некая, по сути дела, профанация, потому что покаяние должно быть действительным самоосуждением и побуждением к исправлению. Но если я знаю, что не брошу смотреть телевизор, к примеру, что те или иные новостные программы или сериал останутся частью моей жизни, то какой смысл об этом говорить?
Тут возможны разные подходы, которые, наверное, тоже очень важно определить. Есть практика, которая имеет место быть в ряде Поместных грекоговорящих Церквей. Человек исповедуется у своего духовника (мы говорим сейчас о благочестивых людях, сознательно церковных) и получает благословение на причащение в течение какого-то периода после этой подробной ответственной исповеди, но если он не совершает тяжких смертных грехов или просто чего-то, чем совесть его серьезно тяготится перед тем, как подойти к Чаше. В этом есть и плюсы, и минусы. Плюс − для человека ответственного и благочестивого, минус тоже очевидно виден в греческих храмах: многие люди вообще забывают, что надо исповедоваться. Причащаются часто, а исповедь откладывают на раз в году когда-нибудь: «Ну, конечно, это полагается, но ведь можно же пойти и просто так».
Механически на нашу действительность эта практика не переносима, тем более с тем разрывом, который был, в отличие от Греции, у нас в стране и с массовым притоком людей, которые недавно пришли или только-только приходят в Церковь. Для них это могло оказаться неким легким путем, которым можно было бы пойти: причащаться с редкой исповедью, не связанной непосредственно с причащением.
Какие могут быть подходы? Я могу сказать про конкретный приход − храм, в котором я служу. Например, поисповедовав во время Входа Господня в Иерусалим, в Чистый четверг или несколько до того, мы, духовенство храма, благословляем людей, о церковности, ответственности, серьезности которых хорошо знаем, причащаться на протяжении Страстной седмицы, если с ними ничего такого не произойдет. Но речь идет о людях, которых священник знает, людях, которые живут храмом и богослужениями.
Наверное, могут быть и какие-то другие походы, но в любом случае нужно нам определяться, что может иметь место, а что − нет. Нужно опять-таки знать, как в таких случаях поступать с человеком, если, например, он по факту работы оказывается не в своем приходе, где его все знают хорошо, а в чужом, имея благословение от конкретного священника на возможность принятия Святых Христовых Таин.
Исповедь − не прикладной инструмент воспитания
Есть вопрос и по исповеди детей. Опыт общения с детьми меня привел к глубокому убеждению, что, во-первых, на сегодня семь лет не есть непременная граница, с которой ребенок может начать исповедоваться. Есть редкие адаманты среди детей − это будущие преподобные Сергии, которые в четыре-пять лет реально способны к тому, чтобы осознать свой грех и принести покаяние перед Богом. Я несколько таких детишек за свою жизнь встречал, по пальцам можно посчитать, сколько, но большинство и в семь лет не имеют сегодня нравственного сознания, которое бы делало исповедь исповедью.
Почему, собственно, семь лет нужно считать вот такой границей? Когда-то сложился этот возраст, но ведь люди меняются, дети меняются. Сейчас зачастую физическое, даже отчасти интеллектуальное развитие у них очень сильно опережает развитие нравственное. И получается, что дети, в особенности при современной практике, когда они должны тоже подойти на исповедь всякие раз перед тем, как идти причащаться, приходят со своими списками − вот такие каракульки, написанные еще хорошо если их рукой, а то иногда и ровным маминым почерком − о том, в чем грехи этого ребенка состоят. И ведь священник часто знает, что после, особенно если случилось что-то-особенное, ребенок будет спрошен: «А ты сказал батюшке об этом? Вот то, что ты так-то со мной себя вел, ты сказал отцу Аменподисту? А что тебе ответил отец Аменподист, когда ты ему это сказал? Вот видишь!»
Глубоко убежден, что использование исповеди в качестве прикладного инструмента воспитания ни в коем случае не должно иметь места, потому что нет лучшего способа разрушить искренность ребенка при Таинстве покаяния, чем вот этот обратный отчет по отношению к родителям. Допустим, это не всегда имеет место. Но само по себе зачитывание по бумажке «плохо учился и не готовился к урокам, слишком много играл в айфон, ленился помогать маме, ссорился с родителями, обижал младших братьев и сестер» − это вылетает списком спокойно и, конечно, видишь «глубочайшее сокрушение» в глазах отрока или отроковицы, которые об этом говорят. Понятно, что надо бы священнику вывести ребенка из этого состояния, но это хорошо, если небольшой приход относительно. А если там еще стоит сто человек, и нужно успеть каким-то образом поговорить со всеми?
Не всякий такой златоуст и такой педагог детский, чтобы в этот момент пробить уже сформировавшийся панцирь. А отрок уже знает, что батюшке понравится, знает, как сказать, чтобы ему потом ответили: «Ну, все, Бог тебя простит. Ничего, Ванечка, причащайся, хороший мальчик. Ты этого не делай, молитовки не забывай читать. Ты с мамой помирись, к ней подойди перед тем, как пойдешь причащаться. И иди с миром». А там еще пятнадцать Ванечек и тридцать пять Манечек стоит в этот момент. Убежден, что в случае детей такая практика опасна еще больше, чем при исповеди взрослых. Нужно все делать, чтобы каждая исповедь ребенка была именно исповедью, а не получением пропуска к тому, чтобы подойти к Чаше.
Психологически ребенок как менее лицемерный, чем взрослый, не способен всякий раз действительно каяться на исповеди. Может быть, неплохо поговорить со священником, получить разрешение на Причастие, чтобы связь этих двух Таинств сохранялась во время или лучше вне богослужения по возможности, но только не будем детей учить профанировать то, что не должно быть профанировано. Ведь это Таинство − самое главное в церковной жизни, и всеми силами, мне кажется, нужно избегать того, чтобы исповедь хотя бы в каком-то смысле становилась формой, которую нужно исполнить, а не сутью, которой мы должны жить. По отношению к детской душе это особенно важно.
Кто отвечает за приход?
Еще один почти последний аспект, о котором мне бы хотелось сказать. А каким образом сегодня миряне несут ответственность за свой приход? Да, у нас есть некий устав − устав как прихода, как Патриаршего или архиерейского подворья, где все прописано; на приходе есть учредители, приходское собрание, которое формируется, чтобы открыть приход, если это новый храм, или восполняет его, если храм старый. Но, по правде, кроме каких-то людей, которые в приходе работают, члены приходского собрания каким-то образом за что-то отвечают? Что они вообще осознают, кроме того, что сделали благое дело, когда-то войдя в эту условную двадцатку, дабы юридическое лицо прихода учредить? А потом что?
Да, искренний человек стремится как-то участвовать в приходской жизни, но не очень понятно, какая регулярная ответственность может быть на него возложена. Я об этом много думал, смотрел, как это бывает в разных Православных Церквах. Ясно, что в городах невозможно сейчас учредить общину по географическому принципу. Если сельской местности это как-то понятно: вот один храм в селе, вот деревни, приписные к нему, − чего тут придумаешь? И ясно, что нужно, наоборот, дать ответственность священнику за эти приписные деревни. Хотя и тут речь идет в основном об обязательстве священника их окормлять, а не столько о сознании людей, что они к этому приходу принадлежат.
В городе мы собираемся очень часто не по географическому принципу. Кто-то ходит в храм действительно потому, что он ближайший, хотя ближайших может быть пять, и мы в таком случае выбираем конкретный по каким-то иным критериям. Мы ездим к конкретному священнику, потому что ощущаем духовную пользу от общения с ним как с человеком, у которого исповедуемся и который не бессмысленное, а иной раз душеполезное нам может сказать во время исповеди или другого общения. Мы ездим в тот или иной храм, потому что здесь благочинно совершается богослужение, для нас близко, чтобы оно совершалось с таким пением, с таким чтением, с такой продолжительностью. В конце концов, мы ездим в конкретный храм иной раз по состоянию здоровья, потому что можно дышать, а в другом тесно, нельзя вздохнуть, кислород весь используют люди стоящие. А в тот храм я еду, потому что у него такой притвор, что можно с детьми находиться на богослужении, к примеру − мне все нравится, но у меня двое маленьких детей, я в этом храме не могу находиться. То есть географический принцип здесь как бы не действует, и в городах вряд ли он когда-либо будет действовать.
Но как сформировать приход? Мне думается, возможным путем развития − необязательно для этого нужны общецерковные документы − может стать добровольное принятие со стороны части прихожан чего-то, что на сухом официальном языке можно назвать ответственным членством в приходе. В этом случае человек отчетливо берет на себя определенные обязательства и в ответ получает права.
Это не обязательно финансовые обязательства − решительно неправильно было бы свести дело к тому, что кто может дать больше денег, тот может иметь больше и влияние на решение приходских дел. Ясно, что это какой-то нехристианский был бы принцип. Но один может пожертвовать финансово, другой может на регулярной основе участвовать своими трудами разного рода − это может быть что-то совсем простое, вроде уборки территории вокруг храма, или же человек, будучи профессионалом какой-то области, предложит свои умения на благо прихода. Например, один за условную плату занимается репетиторством для детей прихожан, помогает детям подтянуться в школе, другой, скажем, оказывает юридические услуги, делает еще что-то. И вот такие люди, которые берут на себя регулярные обязательства и их выполняют, могли бы, на мой взгляд, составить организационный костяк прихода, который и сам нес бы определенную ответственность, но также имел бы право получать отчет некоторый со стороны настоятеля, руководства о том, что, собственно, планируется на приходе сделать, как принципиальным образом распределяются средства. Они имели бы голос при решении того, на какой стороне приходской жизни следовало бы сделать акцент в следующем году, могли бы сказать: «Понятно, что невозможно развивать все направления, скажем, молодежное, социальное и еще что-то, но вот у нас много молодежи, и мы на этом сконцентрируемся».
Что-то нужно делать, потому что, по моим ощущениям, сегодня существует определенная аморфность. Но люди хотят быть вовлеченными в приходскую жизнь. Ясно, что все не могут стать алтарниками, преподавателями воскресной школы и убирать храм, в конце концов, особенно если идет речь о сколько-нибудь большом приходе.
Внутренняя жизнь и внешняя миссия
Закончу тем, с чего начал. Глубоко убежден, что основой жизни Церкви сейчас − может и во всякое время, но в наше время точно − является именно приход. Все иные институты церковные постольку и настолько будут жизнеспособны и деятельны, насколько они будут связаны с приходской жизнью и из нее будут естественно вырастать.
Более того, убежден, что именно приход является самым действенным, если не единственно главным способом церковной миссии в окружающем мире. Это не просто повесили объявление и пригласили людей на праздник − хотя такое должно иметь место − а некое ощущение, которое человек может получить, что вот здесь − иная жизнь, что эти люди общаются друг с другом и относятся друг к другу не так, как мои коллеги на работе или люди в автобусе. Если соприкосновение с этим иным на приходе будет происходить, то люди туда, естественно, будут тянуться. Они будут собираться самыми разными путями − от сарафанного радио, случайного захождения в храм, до какого-то действительно соприкосновения с этим приходом через какое-то внешнее мероприятие, но только если увидят это иное. Ведь можно сделать что угодно, развить на конкретном приходе самые разные отделы − социальные, молодежные, катехизаторские, миссионерские, организовать множеств концертов, все обклеить афишами, но если при этом самого главного человек не увидит, то ничего все равно не получится.
Интересуясь вопросом, что такое церковный приход, для начала разберемся, чем он отличается от храма. В народе зачастую слова «приход» и «храм» употребляются как синонимы, однако разница между ними все же существует. Считается, что храм — это просто строение культового назначения, а приход — это приходящие в храм люди, которые так и называются — прихожане. И они составляют целую общину. Что такое приход, очень хорошо объясняет Евангелие, в котором есть такие слова, произнесенные самим Иисусом: «Там, где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я посреди них». Это говорит о том, что люди идут в храм на богослужение, чтобы пообщаться с Господом и друг с другом.
Определение надо искать в истории. Попробуем разобраться, как возникали приходы, и что этому способствовало. Начнем с того, что до 313 года христианство на территории Римской империи было под запретом. Истинно верующие собирались тайком на богослужения в отдельных местах — в пещерах или домах.
После прекращения гонений для своих служб древние христиане стали переоборудовать и освящать бывшие языческие храмы. Вот таким образом постепенно возникает само понятие прихода как первичной структуры Церкви и формы самоорганизации церковной жизни.
Кто такой прихожанин?
В Библии говорится, что Церковь — это мистическое тело Иисуса Христа, а приход составляет клеточку одного большого организма. По-настоящему верующий человек должен чувствовать свою причастность к Вселенской Церкви как раз через такую общность. Эта причастность, главным образом, осуществляется через таинство евхаристии, где происходит претворение хлеба и вина в Тело и Кровь Христа (через эти святые дары православные соединяются с Господом), а уже через Него идет объединение со всей Вселенской Церковью. Само понимание «быть христианином», в первую очередь, включает в себя участие в таинстве евхаристии.
Миссия и благотворительность
Однако приходская жизнь — это не только богослужение, она включает в себя и внецерковные формы деятельности — миссию и благотворительность. Миссионерская деятельность подразумевает под собой образование и воспитание новых членов общины. За ней идет благотворительность: это помощь больным и немощным, старикам, инвалидам, сиротам и вдовам.
Богослужение
Можно каждый день приходить в храм, стоять на службе и участвовать в таинствах, не забывая о себе и своем спасении, а также о спасении своей родни, однако при этом нельзя оставаться равнодушным и не интересоваться тем, что происходит в твоей общине.
Вот таких людей сложно назвать членами прихода или общины. Истинным членом будет тот, кто осознает общинную жизнь как общее дело. Это есть Литургия, которая является не только частью богослужебного круга, в нее входит все: церковное богослужение, миссионерство и благотворительность.
В вопросе, что такое приход, надо отметить еще и то, что приход — это не что-то отдельное и самодостаточное, он должен обязательно быть вплотную связан с Церковью.
Служба в церкви
Каждому верующему человеку надо постараться как можно глубже вникнуть в деятельность всей христианской Православной Церкви. Только тогда можно дать верный ответ на вопрос, что такое приход. И тут еще важно понять, что Церковь, как тело Христово, является в своем роде огромным живым организмом, у которого, помимо главного органа (сердца), должны работать и другие органы — голова руки, ноги, печень и т.д. И если священник не проповедует, то у общины отсутствует язык, если нет помощи близким, значит она безрукая, нет обучения основам христианской православной веры — она безголовая.
Подытожить тему «Что такое приход», можно следующим: церковная община, приход — это единое целое, некая полнота в своем роде. И если чего-то не хватает, приход не выполняет своих духовных функций.
Какой должна быть церковная община? Этот вопрос в последнее время обсуждается на разных уровнях. А иногда можно услышать мнение о том, что и не нужен никакой приход мирянину – причащаться можно в любом православном храме и выбирать каждый раз по настроению. И действительно, какая разница, если общины нет нигде…
Рассуждает игумен Нектарий (Морозов) , настоятель храма святых первоверховных апостолов Петра и Павла города Саратова.
Почему разговор о приходской жизни сегодня актуален
Общинная жизнь совершенно сознательно разрушалась в советское время. Она, возможно, была далеко не идеальной в период, предшествовавший революции, но за 70 лет советской власти была практически искоренена. Все, кто в то время жил церковной жизнью, вызывали подозрение. Естественно, что многие старались скрывать даже факт посещения служб. О какой-либо внебогослужебной приходской жизни и говорить не приходится. Выходящее за рамки богослужения и требоисполнения общение священника с людьми было зачастую чревато большими неприятностями для него, а в отдельных случаях ему грозило даже уголовное наказание.
Когда в конце 1980-х годов начался период стремительного , людей в храмы пришло гораздо больше, чем храмы могли их в то время принять. Организовывать полноценную приходскую жизнь было крайне сложно в условиях, когда священник только и успевал, что откликаться на какие-то самые элементарные запросы: крестить, венчать, исповедовать, причащать, ходить на требы…
Сейчас время уже иное. Сегодня есть возможности возрождения настоящих приходских общин. Но вот в чем беда: большинство пастырей не имеет необходимого опыта. Вот молодой человек ходил в храм, потом поступил в семинарию, окончил ее, принял священнический сан, стал настоятелем какого-то прихода – он волей-неволей будет копировать в своей настоятельской, пастырской деятельности то, что видел как прихожанин. Не имея опыта полноценной приходской жизни, он, став священником и настоятелем, возможно, даже не будет понимать, что ему эту жизнь надо организовывать, устраивать в том храме, куда он получил назначение.
Он будет следовать той модели, модели неправильной, которая сложилась при определенных обстоятельствах, просто потому, что никогда и не видел, как это должно быть на самом деле. Как можно решить такую проблему? Конечно, уделять этому вопросу необходимое внимание во время учебы, но главное – привлекать семинаристов к участию в жизни тех храмов, где приходская община наличествует.
Учиться у Христа
Однако нужно не только стремиться правильно устроить приходскую жизнь, но еще и понимать, какой она должна быть, постараться разобраться, где искать идеал, который будет служить ориентиром.
Образ церковной жизни нам дал Господь: Он создал первую общину.
Со Спасителем, помимо Его учеников, ходили еще и люди, которые не входили в Его ближайший круг. Мы знаем о 12 апостолах, о 70 апостолах, о равноапостольных женах. Совершенно очевидно, что были и другие люди: кто-то служил своим имением, а кто-то – трудами рук своих: приносил пищу, готовил ее, шил и чинил одежду… Всё это было – потому что это было нужно. Вот он, образ церковной общины.
Если мы от этого образа хотим уйти и создать какую-то иную общину, то это может быть некий вид общины или, наоборот, разобщенности, но к христианству это не будет иметь никого отношения. Просто потому, что, если мы хотим быть христианами, нам надо научиться у Христа тому, что делал Он.
Спасаемся общиной
Что представляла собой Церковь первоначально? – Это была именно община верующих. Это было некое единое общество спасающихся, и людям, которые составляли самую древнюю Церковь, слова о том, что они являются единым телом со Христом, были понятны.
Сегодня мы можем наблюдать, как люди, которые годами ходят в храм, исповедуются, причащаются, молятся Богу, читают религиозную литературу, тем не менее относятся к Церкви, по большому счету, как к некоему «комбинату духовных услуг», потому что они приходят в храм для того, чтобы получить то, что им нужно, и уйти.
И дело совсем не в том, что Церкви жалко дать кому-то что-то просто так. Церковь «туне прияла» и так же «туне» отдает. Дело в том, что люди спасаются вместе. Они спасаются общиной.
Человек, который приходит в Церковь лишь для того, чтобы воспользоваться тем, что он там может получить, имеет сознание потребителя. Он потребляет те духовные блага, которые Господь Церкви даровал. Такой человек к Церкви относится как к месту распределения или перераспределения этих благ. И такое сознание, безусловно, порочно. Если человек так думает, так чувствует, даже если он не формулирует так свои мысли, но они у него в подсознании, это, безусловно, для его души не полезно, не спасительно.
Мы спасаемся вместе. Мы спасемся как единое Тело Христово.
В нынешнем обществе человек человеку волк или, как это было очень точно сказано в рассказе «Крестовые сестры» Алексея Ремизова: «Человек человеку – бревно», и живя с таким сознанием, считая другого человека если не волком, то бревном, конечно, невозможно быть христианином, невозможно быть по-настоящему со Христом.
О чем молится Господь? В Своей Первосвященнической молитве Он просит о том, чтобы все были едины. «Не о них же только молю, но и о верующих в Меня по слову их, да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, – да уверует мир, что Ты послал Меня» (Ин. 17: 20–21). Это единство в какой-то мере достигается вхождением человека в жизнь конкретной приходской общины и единой жизнью этой общины.
Если человек регулярно ходит на службы в храм, но не живет жизнью прихода, у него ощущения церковного единства не возникает
Когда люди одного прихода живут общиной, им гораздо ближе и понятнее мысль, что они составляют единое целое. Если же человек просто приходит в храм, даже не от случая к случаю, а регулярно, но не живет , то у него такого ощущения церковного единства, безусловно, не возникает.
Более того, в этом есть что-то противоестественное.
Вот человек пришел в храм. У него была какая-то тяжесть на душе – он исповедовался, причастился святых Христовых Таин. У него было желание помолиться в храме – он помолился. Но при этом он совершенно не задается вопросом о том, что за люди стоят рядом с ним в храме, какие у них нужды, какие у них беды. Вообще не знает, кто это такие. Он не задается вопросом о том, почему ему на голову во время службы упала капля. А это, может, потому, что крыша прохудилась. Почему в храме было холодно, почему там не работали батареи, хотя, казалось бы, уже отопительный сезон начался… А может быть, у прихода нет денег на то, чтобы завершить работы по монтажу или ремонту системы отопления. Человек пришел в храм только для того, чтобы получить нужное ему. Все происходящее его интересует поскольку постольку.
Христианин не может быть потребителем! Если христианин становится потребителем, он и к Богу относится потребительски
Но христианин не может быть потребителем! Если христианин является потребителем, он и к Богу относится потребительски. Жертвенность для жизни христианской – это неотъемлемая составляющая. А где же эта жертвенность, если нет даже элементарного желания участвовать в жизни других людей, в жизни твоего храма?
Кроме того, человек учится жить по-христиански не сам по себе, а в обществе ему подобных. Конечно, наша «обычная» жизнь – на работе, дома – является , потому что Евангелие человек может учиться исполнять в любом месте, где бы он ни находился. Тем не менее, он зачастую оказывается среди тех, кому он непонятен, внутренне не близок. И он остается один в некоем практически безвоздушном пространстве.
В храме он рядом с теми людьми, которые точно так же, как и он, стараются научиться жить по Евангелию. Безусловно, общение с ними может ему многое дать. Приходя в храм время от времени, человек может воцерковляться всю жизнь. А если он входит в общину, то процесс его воцерковления идет очень и очень быстро. Дело даже не в том, что вокруг есть люди, которые могут ему что-то подсказать и ответить на какие-то вопросы, – перед глазами у него образ поведения, сам образ жизни окружающих. Это дает ориентиры, за которыми человек может следовать до того момента, пока не окажется в состоянии идти уже совершенно самостоятельно.
Что такое жизнь приходской общины
Безусловно, не существует какого-то единого шаблона, какой-то одной кальки, под которую надо общину создавать, – образец евангельский есть, а шаблона нет. Все люди абсолютно разные: разные настоятели, разные храмы, разные районы, в которых эти храмы находятся. По-разному складывается приход.
Естественно, либо сразу, либо по прошествии какого-то времени вокруг настоятеля образуется некое организационное ядро. Это люди, которые работают в храме: казначей, бухгалтер, завхоз, помощники по разным вопросам – сегодня таких помощников должно быть достаточно много: помощник по социальной деятельности, по катехизаторской работе, по работе с молодежью, по хозяйственной деятельности…
Если эти люди являются не просто наемными служащими, а людьми верующими, тем более прихожанами этого конкретного храма, то они и создают костяк прихода. Должны его, по крайней мере, создавать.
Очень важно, чтобы за свечным ящиком были не случайные люди, не просто продавцы, а прихожане этого храма, живущие его жизнью
Безусловно, среди них должны быть люди, которые стоят за свечным ящиком. Очень важно, чтобы на этом месте были не какие-нибудь случайные люди, не просто продавцы, а прихожане этого храма, живущие его жизнью. Продавец свечного ящика – первый, с кем сталкивается входящий в храм человек. Если тут будет прихожанин, а не случайный человек, он не будет просто продавать свечки, крестики и принимать записки – он будет стараться помочь новому человеку, в храм придя, остаться в нем.
Вслед за этим основным костяком, естественно, начинает формироваться круг людей, которые регулярно исповедуются и причащаются, часто беседуют со священниками, с настоятелем, разрешая какие-то волнующие их вопросы. Из них формируется уже «вторая очередь» костяка приходской общины.
Ни в коем случае не надо пытаться всех срочно объединить, всех построить шеренгами и куда-то повести
Очень многое зависит, конечно, от настоятеля. Но пытаться всех срочно объединить, всех построить шеренгами и куда-то повести ни в коем случае не надо. Это ни к чему хорошему не приводит. Все должно, на мой взгляд, происходить совершенно естественно.
В каждом храме есть нужды, есть что делать. В одном храме есть необходимость в уборке территории, в другом – в помощи уборщице внутри храма или в чистке подсвечников. В третьем храме нужны люди в воскресную школу или такие, которые могли бы заниматься организацией паломнических поездок, каких-то занятий с детьми…
Задача настоятеля – находить людей. Общаясь с ними, порой во время исповеди, порой во время беседы понять, что человек конкретно мог бы на этом приходе делать – и не столько потому, что он будет полезен приходу, сколько потому, что и приход будет полезен ему.
Так и складывается ядро общины.
Общее дело
Очень важна установка настоятеля на то, чтобы прихожан между собой знакомить. Он должен постоянно напоминать им: «Вы ходите в один храм, и совершенно естественно знать друг друга по именам, молиться друг о друге и, увидев, что у кого-то что-то случилось, стараться помочь».
К примеру, у пожилой прихожанки перелом ноги, но она пришла в храм на службу. Очевидно, что она с трудом доковыляла на костылях и ей очень трудно будет возвращаться домой. И естественно, кто-нибудь из прихожан, у кого есть машина, довезет ее до дома, а в следующий раз привезет на службу. Если же этого не происходит, значит, ни одного сердобольного человека в этом храме нет.
Когда настоятель задает такой тон взаимоотношений – помощи и сострадания, – люди начинают на него ориентироваться. Есть, конечно, такие, кому это не нужно, кто равнодушен. Это как раз потребители. А есть люди, осознающие, что только такие отношения правильны, естественны.
У каждого человека с христианским сознанием должно быть понимание того, что делать добрые дела – это крайне важно и нужно, прежде всего, ему самому. Он, возможно, не знает, какое доброе дело сделать, а что-то большое и сложное и не может, но когда ему дается шанс сделать что-то конкретное и небольшое, он бывает рад. Отвезти ту же бабушку домой, купить ей продуктов, может быть даже за свой счет, – и вот его душа уже немного спокойнее.
Естественный способ знакомства прихожан – общее чтение Псалтири
Естественный способ знакомства людей – чтение Псалтири на приходе. Мы этой традиции стараемся следовать.
Псалтирь читается во время многодневных постов «двадцаткой». Собирается группа из 20 человек – по числу кафизм, составляется список, закрепляющий очередность, и каждый день совместными усилиями прочитывается вся Псалтирь. При этом тот, кто читал в первый день первую кафизму, на второй читает вторую и так далее. Заранее каждый из чтецов пишет записки с именами своих близких – живых и усопших, и они поминаются всеми молящимися.
Люди, входящие в такую «двадцатку», знакомятся друг с другом, становятся ближе друг другу. Они друг о друге молятся, молятся о близких. Естественно, что они собираются вместе и на те молебны, которые служатся перед чтением Псалтири. И хотя такое совместное чтение организуется всего лишь четыре раза в году, но оно помогает объединению прихожан. И, разумеется, на приходе таких «двадцаток» может быть и две, и три, и четыре…
Совершенно естественным инструментом для созидания общины являются также воскресные школы для детей и для взрослых, приходские беседы: подобные занятия собирают тех, кто заинтересован в своем возрастании в церковной жизни, радеет об этом.
Всех этих людей – и читающих Псалтирь, и приходящих на беседы и в школы – нужно ориентировать на то, что они должны делиться тем, что они узнаю т. Делиться в храме и делиться вне храма. Но, конечно, объяснять, что делиться надо доброжелательно и разумно: сказать доброе слово, утешить, рассказать то, что знаешь сам, помочь сделать первые шаги в Церкви, но ни в коем случае не заниматься духовным руководством, наставничеством, обличительством.
Так прихожанин храма начинает чувствовать, что он вместе со священником и вместе с такими же братьями и сестрами одним делом занимается, у него появляется ощущение, что Церковь – это наше общее дело, это наша жизнь.
Взаимное воспитание
В стремлении к организации нормальной полноценной церковной жизни нельзя ни в коем случае создавать какие-то искусственные формы. Не надо создавать на конкретном приходе то, что на этом конкретном приходе не нужно. Допустим, в какой-то приход традиционно ходит достаточно много молодежи. Если на этом приходе есть священник, у которого интерес к скаутской работе или к созданию военно-патриотического клуба, то, естественно, там подобные формы работы могут возникнуть. Если же пытаться их внедрить в приходе, где нет для этого никаких предпосылок, то это будет некое мертворожденное дитя.
Настоятель воспитывает приход, но и приход воспитывает настоятеля
Священник должен понимать и знать свой приход. И это знание приходит, когда настоятель занимается образованием прихода, потому что, пока священник занимается образованием прихода, и приход занимается образованием своего настоятеля. Это закономерный процесс, так и должно происходить. Слово пастыря и характер его общения с людьми должны не подделываться, не приспосабливаться, а быть органичными в конкретной среде. Ведь священник не для себя служит. Он служит Богу, но служит для людей.
Такое устроение совершенно естественным образом приводит и к переменам в священнике, который попадает в конкретное место и в конкретный приход. Но изменения эти связаны не с тем, что каким-то образом он спускается на ступень ниже, а с тем, что он ищет как отец, как родитель язык для общения со своими детьми, ищет возможность донести то, что до них донести необходимо.
Наставничество
В древности, когда человек приходил в христианскую общину, его не оставляли самого по себе. Как правило, тот человек, который его туда приводил, отвечал за него в дальнейшем. Или же другой член общины учил новичка началам христианской жизни, а кроме того просто по-человечески помогал.
Это тоже очень важный для современной церковной жизни момент. Настоятель должен знать, кому поручить своего рода «шефство» над вновь пришедшим, кому можно было бы сказать: «Марья Ивановна, вот пришла Дарья Петровна. Вы с ней ровесницы, Дарья Петровна никогда в храм не ходила и ничего о церковной жизни не знает, а вы, Марья Ивановна, здесь уже 20 лет. Поэтому, пожалуйста, возьмите “шефство” над Дарьей Петровной и помогите ей». Или: «Ваня, вы с Петей сверстники, вы даже в одном вузе учитесь. Помоги ему, пожалуйста, объясни, как готовиться к исповеди, к причастию, покажи, где посмотреть расписание богослужений. Объясни, что в храме во время службы происходит».
Естественно, что такое общение даст гораздо больше, чем даже занятия в воскресной школе, например. Занятия в воскресной школе будут давать некие общие знания, а здесь будут даны знания в концентрированном виде прямо из уст в уста, от сердца к сердцу.
В какой-то мере у нас на приходе это есть. Поскольку приход достаточно молодой, ему всего лишь два года, такое его устроение пока в стадии становления, но мы стараемся этот подход активно использовать. Конечно, поручать новичка можно тому, кому действительно имеет смысл поручать. У нас круг таких наставников пока не очень велик. И это люди крайне загруженные. Порой некоторые из них, придя в праздник в храм, всю службу с кем-то разговаривают, потому что человек вот только что пришел и надо ему помочь, надо, чтобы он почувствовал: его ждали. Тогда он придет еще раз и еще. И, возможно, останется в храме.
Вера без дел мертва
Есть еще один момент, имеющий непосредственное отношение к созиданию жизни приходской общины. С моей точки зрения, священник должен быть человеком, который откликается не только на духовные нужды обращающихся к нему людей. Совершенно естественно, что он должен откликаться и на какие-то их материальные нужды. Иногда это может быть материальная помощь; иногда, бывает, нужно похлопотать о чем-то, где-то что-то организовать. А иногда, возможно, и защитить. С чем только люди не обращаются к батюшке!
А может быть и так, что пришел человек, который чего только не успел в своей жизни наворочать, дошел до некоей критической точки, ему грозит смерть. Да, есть ситуации, вмешавшись в которые священник, безусловно, может и себе причинить страшный вред, и своему приходу. Таких ситуаций он должен избегать, он должен понимать, где проходит граница невозможного. Но есть масса ситуаций, когда он может помочь.
Безусловно, помощь – долг священника, но при этом и один из эффективнейших способов миссионерской деятельности.
Священник, конечно, не может заменить собой социальную службу. Он не может накормить всех голодных, он не может поселить куда-то всех бездомных, но, тем не менее, он должен быть настроен на то, чтобы помогать людям в самых разных вопросах. Не отгораживаться от их нужды в своей настоятельской деятельности, в своей повседневной, обычной жизни. Вот пришел бездомный, упал на территории храма, он грязный, нетрезвый, еле языком ворочает. Что с ним делать? Если священник скажет: «Вынести его за ворота храма», то горе такому пастырю. Нет, придется этим бродягой заниматься.
И человеком, который имеет дом и, может быть, достаток, но находится в не менее невменяемом состоянии, тоже надо будет заниматься.
Для священника лишних, ненужных, не важных людей быть не должно – ведь нет ненужных и не важных людей для Бога
Почему? Потому что для священника лишних, ненужных, не важных людей быть не должно – ведь нет ненужных и не важных людей для Бога. И это тоже один из фундаментальных моментов формирования общины: все важны, никто не может быть лишним.
