К 40-летию со дня смерти писателя И.С. Соколова-Микитова

Как утверждал писатель Иван Сергеевич Соколов-Микитов, родившейся 30 мая 1892 года в урочище Осеки близ Калуги, в семье управляющего лесным имением, бытовал в русских деревнях западных губерний в старину такой обычай: сорок дней после кончины кого-то из домашних висело на окне избы покойного расшитое яркими узорами полотенце, вроде рушника, да стояла на дворе кадка с родниковой водой и с резным ковшиком на кадке.

Сорок дней ведь ходила душа покойного по знакомым местам, в родной дом заглядывала, прощалась навеки. А тут вот - стоит водица прохладная, чтоб душа человечья напоследок, уходя с тёплой живой земли, могла хоть водицы напиться да цветастым полотенцем утереться. Эта картина запомнилась ещё маленькому Ивану Соколову, когда он со своими родителями перебирался на постоянное жительство с родной калужской земли на незнакомую Смоленщину. И стала с тех пор для него Смоленщина, как и калужская земля, малой родиной, к которой он был привязан до последних дней своей жизни.

Если душа обыкновенного человека ходит по земле после смерти сорок дней, то душа писателя, верно, ходит сорок лет, особенно такого писателя, который всем своим творчеством, всем своим существом всю жизнь был привязан к ней. Основная тема творчества Ивана Сергеевича – это простой народ на своей земле. Этот народ он видел с малолетства, когда разъезжал со своим отцом, лесником Сергеем Никитичем (Микитичем) Соколовым по лесным делянкам, по бедным смоленским сёлам, попадал и в обветшавшие помещичьи усадьбы (век дворянства заканчивался, и образ разорившегося, доживающего свой век в глуши помещика часто присутствует на страницах его произведений) и в дома разбогатевших на лесных промыслах купчиков, нещадно эксплуатировавших своего же брата крестьянина. Но начиналось всё с детства, и всю жизнь потом Иван Сергеевич стремился написать большой роман, или повествование в рассказах под названием «Детство», и написал многое на эту тему, но до конца жизни не закончил эту свою работу, потому что тема та оказалась неисчерпаемой, как сама жизнь.

А мы, современные читатели, неторопливо вчитываясь, углубляясь в размеренное, медлительное повествование старого писателя, вспоминающего свою молодость, словно плывём по волнам памяти и раскрываем неизведанную для нас страну, иной мир, имя которому было – Россия.

В рассказе «Свидание с детством» есть у писателя такие, поистине исповедальные строки:

«Россия была для меня тем самым миром, в котором я жил, двигался, которым дышал. Я не замечал этой среды, России, как рыба не замечает воды, в которой живёт; я сам был Россия…».

Характерное признание! Да, вышедший из самых глубин простого народа, он не отделял себя от всего русского мира, каким застал его на сломе веков – XIX и XX. Мир этот был суров и неприветлив для простых русских людей. Сколько встречается в произведениях Соколова-Микитова образов бродяг, горемык, странников, крестьян, занятых тяжёлой, подчас непосильной работой за копейки на благо купцов-скопидомов, раздувшихся на дармовом труде работяг. Рассказывает он и о людях, целиком зависящих от произвола хозяина-промышленника или царского чиновника, помыкавшего ими, как скотиной. Вот характерная сцена из воспоминаний писателя: загулявший калужский чиновник в мундире с «золотыми орлёными пуговицами», выйдя из трактира, орёт на мужика-плотогона, всю весну сплавлявшему по ледяной воде связки плотов из нещадно вырубаемых «хозяевами» смоленских лесов: «Гляди, кто перед тобой стоит! Что глазами, как баран хлопаешь? Помнить обязан: ты есть тварь, ничтожество!.. Кланяйся, сучий сын в землю!..». И кланялись ведь, «сиволапые» русские мужики в землю и чиновнику, и купцу-миллионщику Хлудову из повести «Елень», и их приказчикам с загребущими руками, пока не доходили до последней черты унижения, и тогда уже поднимались сами собой на мироедов крестьянские топоры…

И такою запомнил Соколов-Микитов (фамилия Микитов добавилась в творческий псевдоним писателя от отчества его отца) старую Россию, но не только такой. Старая Россия, старая русская деревня – это был мир его детства, наполненный солнцем, радостью жизни, незабываемыми детскими впечатлениями. И потому краеугольным для всего его творчества является рассказ «На тёплой земле», послужившей зачином целой книги рассказов о былой и современной писателю деревенской жизни. Это было неповторимое ощущение счастья – расти и набираться сил среди удивительной, душевной русской природы, среди лесов, наполненных зверьём и птицами, среди полей с незабываемым запахом медовых трав, у нешироких смоленских речек, с их кувшинками и купавницами – среди всего этого мира, наполненного солнцем и воздухом, лёгкими облаками и грозовыми тучами, тёплым летним дождиком и стылой зимней метелью – мира, родившего столько талантливых писателей, художников, музыкантов…

Другое дело, что иные писатели далеко уходят от русского мира, от корней, но Соколов-Микитов к ним не принадлежал, хотя и его помотала судьба по разным странам и морям. Жила в нём, не давала покоя Ивану Сергеевичу неутомимая душа странника и бродяги, и по молодости он, устроившись матросом на торговый корабль в порту города Ревеля (ныне Таллин), обошёл всю Европу, исплавал всё Средиземноморье и, кто знает, может так и остался бы моряком, вольной душой, очарованным странником, всё время ищущим дальние земли, вроде нашего неутомимого путешественника Фёдора Конюхова, но разразившаяся в августе 1914 года Первая мировая круто изменила его жизнь, как и жизнь всех жителей России и Европы.

Молодой, начинающий свою литературную жизнь писатель, уже известный предвоенному российскому читателю по нескольким произведениям, вдруг из моряков превращается в лётчика, вернее, в авиамоториста на первых российских бомбардировщиках «Илья Муромец», на которых совершает боевые вылеты в тыл врага.

Не забывая при этом описывать свои фронтовые впечатления в многочисленных рассказах и очерках. Вот что пишет писатель Николай Старченко о том периоде жизни Соколова-Микитова: «Иван Соколов значительно раньше и Хемингуэя и Ремарка написал свои рассказы – он посылал их прямо с фронта (почти на крыле самолёта писал, вернувшись с бомбометания!) в газету «Биржевые ведомости», в журнал «Огонёк», в «Ежемесячный журнал». Эти необыкновенные рассказы, о которых практически ничего не сказано в нашем литературоведении, просто поражают своей художественной зрелостью, умением автора-очевидца в немногих точных словах передать и общую картину, и душевное состояние человека на войне. Вот как описана, например, сцена воздушного боя в рассказе «Крылатые слова».

«Очередь разрывов вспыхивает так близко, что сквозь шум моторов отчётливо слышно: Эк! Эк! Эк! И все теряют под ногами опору.

Глядят – справа полощет пожар? Нет, пробито крыло, и куски материи разлетаются по ветру. Левый мотор вдруг уменьшает обороты, темнеет круг винта.

Смотрите, магнето!

Лётчик кричит, но за шумом неслышно, показывает рукой. Механик уже на крыле, пробирается сквозь перебитые тяги, ползёт к остановившемуся мотору. Хватает готовое сорваться магнето, прижимает рукой, другой рукой цепляется за стойку и повисает над бездной.

Мотор заработал».

Безымянный механик, это, конечно, не кто иной, как сам Иван Соколов-Микитов, летавший на бомбардировщике мотористом.

Неизвестно, как дальше бы сложилась судьба Ивана Сергеевича, но мировая война закончилась в России революцией, и началась война Гражданская. И вот – какие странные повороты преподносит судьба: унтер-офицер Иван Соколов становится большевиком, председателем солдатского комитета эскадры воздушных кораблей. Он присутствует в качестве делегата на Всероссийском съезде рабочих и солдатских депутатов в Таврическом дворце в Петрограде, где слушает В.И. Ленина с его знаменитыми «Апрельскими тезисами». Потом была служба во флоте, но с февраля 1918 года, после Брестского мира и всеобщей демобилизации, Иван Сергеевич возвращается в свои родные смоленские места, где начинает работать учителем трудовой школы в Дорогобуже. Не устаёт заниматься и литературным трудом, выходят у него в Дорогобуже первые книги: «Засупоня» и «Исток-город».

Но, видно, не отмерено было ещё полной мерой писателю Соколову-Микитову доли тягот дальних дорог, судьба снова бросает его в круговорот войны и скитальничества. Мобилизует его военная красноармейская власть в качестве интенданта Западного фронта и отправляется он на Украину в поисках продовольствия для армии. Оказывается в Киеве в грозное лето 1919 года, а тут – деникинцы, как снег на голову! Белой контрразведке наш писатель, моторист, интендант показался подозрительным, но сумел, видно, доказать деникинским следователям, что он всего лишь моряк, вольная душа, и все его помыслы стремятся только к морю.

– На море хочешь послужить белому делу? – будет тебе море! – решили белые власти и отправили Соколова-Микитова в Севастополь, где он некоторое время служил в архиве Черноморского флота, а после устроился на торговое судно матросом и отправился вновь в свои бесконечные странствования по европейским морям. В декабре 1920 года корабль «Омск», где служил рулевым Соколов-Микитов, прибыл в Англию, в порт Гулль, где был арестован английскими властями, так как было непонятно, кому принадлежит это судно – белая власть в Крыму пала, а Советы не признавали корабль своим.

Вот тут начался для русского писателя-моряка конфликт с миром Запада, где он оказался невольным эмигрантом на «птичьих» правах. И пришлось ему там натерпеться лиха: побывать и в английской тюрьме как «большевистскому агенту», и пожить в колонии для таких же, как он, бездомных скитальцев-россиян, рассеянных по свету бурей Гражданской войны в России.

Впечатления от этой нерадостной жизни вылились у писателя в повесть «Чижикова лавра» – так с грустной усмешкой называли русские эмигранты свою нищую колонию в благословенной Англии.

Трудным было возвращение Ивана Сергеевича из-за границы. Советская Россия не сразу приняла его. Как-никак оказался он в среде белой эмиграции и мог бы попасть под подозрение большевистских властей, но выручила его, как всегда, малая родина – Смоленщина, где доживали ещё свой век его старики-родители, где ждала его родная среднерусская природа, любимая охота, простые русские люди, с которыми он сроднился всеми фибрами своей почвеннической души.

20-е годы – это время становления Соколова-Микитова как крупного советского прозаика, время вхождения его в мир большой литературы. Достаточно накопилось у него жизненного материала и опыта, чтобы мог он этот творческий багаж передать своему читателю. Выходят повести и рассказы писателя, он знакомится со многими интересными людьми, столпами новой советской литературы: Константином Фединым, Алексеем Толстым, Вячеславом Шишковым. Опять манит его муза дальних странствий, и он уже на правах корреспондента солидного советского издания, газеты «Известия», снова путешествует по Европе, но больше его влечёт всё-таки Россия, её заповедные места и вот уже Соколов-Микитов становится участником экспедиций в Арктику на ледоколах «Георгий Седов» и «Малыгин». Время же снова надвигается переломное – кончаются 20-е годы, надвигаются 30-е с их политическими потрясениями, ужесточением режима в СССР, коренной перестройкой всего советского общества. Надо было искать себе места в новой реальности, и такое место для Соколова-Микитова нашлось. Местом этим вновь оказалось море.

Странная судьба была у этого человека. Он – писатель от почвы, от старой русской деревни, от тихих речек и таинственного мира лесов, заядлый охотник и рыболов – совмещал в себе, в своём характере, а значит, и в своём творчестве неудержимые романтические позывы. А время 30-х годов - это было не только время репрессий и лишений, как часто представляют его сейчас, но это было и неудержимо романтическое время, когда словно новые необъятные горизонты раскрылись перед советским человеком, когда вся страна следила за рекордными перелётами Чкалова и Громова, за полярными экспедициями, переживала за судьбу челюскинцев и папанинцев, за поисками пропавшей экспедиции Нобеле. «Быстрее, выше, дальше» – стало девизом времени. Несытый советский народ на руках носил своих героев – открывателей новых земель и путей. И в этой нише нашёл Соколов-Микитов своё призвание, а может быть, и спасение. Ведь в конце 20-х, в начале «великого перелома», записан он уже был соответствующими органами в «нетрудовые элементы», что грозило ему, как и многим представителям крестьянской интеллигенции, занесённым в «кулацкие писатели и поэты», и высылкой, и ссылкой, и кое-чем похуже. Вспомните судьбу Николая Клюева, Клычкова, Ивана Приблудного, Павла Васильева и многих других писателей и поэтов с русской «почвеннической» душой!.. Но у Соколова-Микитова была и другая душа – душа моряка и неутомимого исследователя неизвестных земель. И это его выручило. Такие люди были нужны и понятны Стране Советов, ими гордились, их ставили в пример.

Четыре раза совершает Соколов-Микитов путешествия с экспедициями в Арктику, участвует в 1933 году в спасении затёртого во льдах ледокола «Малыгин», причём является одним из немногих свидетелей гибели во льдах вспомогательного судна «Руслан».

История с гибелью «Руслана» наделала много шума, этим случаем заинтересовался сам И.В. Сталин. И вот, Соколова-Микитова вызывают по этому делу пред грозные очи сурового вождя советского народа. Та встреча в начале июня 1933 года оказалась судьбоносной для писателя. Иван Сергеевич произвёл на Иосифа Виссарионовича очень приятное впечатление, они дружески побеседовали, и с тех пор писатель больше мог не опасаться за свою судьбу. В 1934 году Соколов-Микитов вступил в члены созданного Максимом Горьким Союза советских писателей.

Вся вторая половина 30-х годов для Соколова-Микитова, уже увенчанного заслуженными литературными лаврами, уже выпустившего своё первое собрание сочинений - это время поездок. Поездки по стране с журналистскими заданиями спасали от тяжёлых мыслей, от литературных склок, от горестных размышлений о судьбе русской деревни. Умирает горячо им любимый отец Сергей Никитич Соколов, родившейся ещё при крепостном праве, большой знаток русской природы, привившей эту любовь и сыну, умирает мать писателя Мария Ивановна, что когда-то, ещё молодой девчонкой, не хотела идти замуж за «лесовика» Сергея, который был много старше её по годам, и потому даже ходила к знаменитому святому старцу Амвросию в Оптину пустынь, спрашивать совета. А старец, порасспросив девицу, сказал добродушно: «Иди, Марья, за того лесовика. Ничего, что старше годами – стерпится-слюбится».

И послушалась Марья мудрого совета батюшки Амвросия и никогда не жалела о том. Видно, сильно было благословение святого, что родила Марья в этом браке одного из самых проникновенных певцов русской земли.

Долгую жизнь прожил Иван Сергеевич Соколов-Микитов – почти 83 года. Скончался 20 февраля 1975 года в Москве. И «нерадостной», как сам он говорил, оказалась она. Не всё, что хотел, он смог написать. Когда силы были – нельзя было писать всю правду, когда можно стало, то уж сил не было. Последние годы жизни старого писателя прошли во тьме – от тяжёлой болезни он потерял зрение. Пережил трёх своих рано умерших дочерей. Но заслуженная слава пришла к нему. Три раза при его жизни выходили собрания его сочинений, само творчество писателя стало связующим звеном, мостом между старой русской литературой и новой. Он явился учителем тех, ныне признанных классиками, писателей 50-х, 60-х, 70-х годов, что позже назовут «деревенщиками», и имя это не позорное, не оскорбительное, а достойное и заслуженное. Таким «деревенщиком», истинным русским по духу писателем и творцом и останется навсегда в нашей литературе, в нашей культуре Иван Сергеевич Соколов-Микитов. И не случайно ли, что сороковой год со дня его кончины пришёлся на «Год литературы», так уместно, так вовремя объявленный сейчас?

Сорок лет ведь ходит душа писателя по родной земле и смотрит на нас...

Специально для Столетия

Введение

С детства, со школьной скамьи каждый из нас привыкает к словосочетанию «любовь к родине». Осознаем мы эту любовь гораздо позже, а разобраться в столь сложном чувстве-то есть что именно и за что любим - дано нам уже в зрелом возрасте.

Чувство это, действительно, сложное: тут и родная культура, и родная история, все прошлое и все будущее народа. Не вдаваясь в глубокие рассуждения, можно сказать, что на одном из первых мест в сложном чувстве любви к родине находится любовь к родной природе.

Кому-то мила степь, кому-то - горы, кому-то - морское, пропахшее рыбой побережье, а кому-то - родная среднерусская природа, тихие красавицы реки с желтыми кувшинками и белыми лилиями и чтобы жаворонок пел над полем ржи, и чтобы скворечник на березе перед крыльцом.

Но нужно сказать, что чувство любви к родной природе в нас не возникает само собой, стихийно, поскольку мы родились и выросли среди природы, оно воспитано в нас литературой, живописью, музыкой, всеми теми великими учителями, которые жили прежде нас, любили родную землю и передали свою любовь нам, потомкам.

Разве не помним мы с детства наизусть лучшие строки о природе Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Алексея Толстого, Тютчева, Фета? Разве оставляют нас равнодушными, разве не учат ничему описания природы у Тургенева, Аксакова, Льва Толстого, Пришвина, Леонова, Паустовского. В ряду этих славных учителей занимает достойное место имя замечательного русского писателя Ивана Сергеевича Соколова-Микитова.

Иван Сергеевич Соколов-Микитов родился в 1892 году на земле Смоленской, и детство его прошло среди самой что ни на есть русской природы. В то время живы были еще народные обычаи, обряды, праздники, быт и уклад старинной жизни. Незадолго до смерти Иван Сергеевич так писал о том времени и о том мире: «В коренной крестьянской России начиналась моя жизнь. Эта Россия была моей настоящей родиной. Я слушал крестьянские песни, смотрел, как пекут хлеб в русской печи, запоминал деревенские, крытые соломой избы, баб и мужиков… Помню веселые святки, масленицу, деревенские свадьбы, ярмарки, хороводы, деревенских приятелей, ребят, наши веселые игры, катанье с гор… Вспоминаю веселый сенокос, деревенское поле, засеянное рожью, узкие нивы, синие васильки по межам… Помню, как, переодевшись в праздничные сарафаны, бабы и девки выходили зажинать поспевшую рожь, цветными яркими пятнами рассыпались по золотому чистому полю, как праздновали зажинки. Первый сноп доверяли сжать самой красивой трудолюбивой бабе - хорошей, умной хозяйке… Это был тот мир, в котором я родился и жил, это была Россия, которую знал Пушкин, знал Толстой».

Соколов - Микитов вошел в литературу со своей малой родиной - смоленской лесной стороной, со своей рекой Угрой и неповторимым очарованием неброской и, по его собственному выражению, как бы застенчивой красы отчих мест, глубоко воспринятой им в пору простецкого деревенского детства.

Но его трудно назвать только «смоленским писателем», «певцом Смоленщины». Дело не только в том, что тематический круг его творчества неизмеримо шире и разнообразнее «областного материала», но главным образом в том, что по своему общему и основному звучанию творчество его, имея истоком своим малую родину, принадлежит большой Родине, великой советской земле, а в настоящее время великой России с ее необъятными просторами, неисчислимыми богатствами и разнообразной красой - от севера до юга, от Балтики до Тихоокеанского побережья.

Путешественник по признанию юности и скиталец по обстоятельствам нелегкой жизненной судьбы, И.С. Соколов - Микитов, повидавший немало далеких краев, южных и северных морей и земель, всюду пронес неизгладимую память родной Смоленщины. Он остается для своего читателя уроженцем недальних мест среднерусской полосы, человеком, которого читатель признает, как говорится, «по выговору». И может быть, эта особенность сообщает рассказам и очеркам И.С. Соколова - Микитова ту задушевную, доверительную интонацию, которая так подкупает и располагает к нему читателя, а творчество нашего писателя - земляка вновь носит актуальный характер. Оно близко и к аксаковской, и к тургеневской, и к бунинской манере. Однако в его произведениях присутствует свой особый мир: не стороннее наблюдательство, а живое общение с окружающей жизнью.

Об Иване Сергеевиче в энциклопедии сказано так: « Русский советский писатель, моряк, путешественник, охотник, этнограф». И хотя дальше стоит точка, можно продолжить: учитель, революционер, солдат, журналист, полярник. Именно такой уникальный жизненный опыт лежит в основе его творчества.

Произведения И.С. Соколова - Микитова, по справедливости, занимают свое видное место на полках любой библиотеки, общественной и личной. Они написаны певучим, богатым и в то же время очень простым языком. Они дороги всем, кому дороги сокровищница чудесной русской речи, богатства советской литературы.

Книги его - это не только лирический дневник охотничьих и путевых скитаний, написанный вдохновенным художником русского повествовательного слова. Это повесть о богатой и плодотворной жизни, озаренной любовью к природе и самому человеку родной русской земли.

Тема моего реферата «И.С. Соколов-Микитов и Смоленщина». Мне очень понравились некоторые произведения автора, поэтому захотелось узнать больше об этом человеке: что он из себя представлял? Как он жил? О чём писал?

Цель моего реферата - проследить этапы жизни и творчества И.С. Соколова-Микитова на Смоленщине.

Задачи:

1. Познакомится с автобиографией И.С. Соколова - Микитова;

Рассмотреть творческое наследие И.С. Соколова - Микитова Смоленского периода;

Оценить вклад И.С. Соколова - Микитова в развитие Смоленщины;

В исследовательской работе мне помогли следующие издания :

1. Литература Смоленщины. Учебник - хрестоматия по литературному краеведению. 9 класс. - Том 2.

Смирнов В.А. Иван Соколов - Микитов: очерк жизни и писательства.

Соколов - Микитов И.С. На своей земле.

4. Соколов - Микитов И.С. «Автобиографические заметки».

1. Жизненный путь И.С. Соколова-Микитова

.1 Детство писателя

Родился Иван Сергеевич Соколов - Микитов 30 мая 1892 году в семье почетного гражданина, управляющего лесными угодьями богатых московских купцов Коншиных - Сергея Никитьевича и Марии Ивановны Соколовых.

Семья Соколовых прожила в Осеках (под Калугой) три года. Потом из Смоленской губернии приехал старший брат отца, тоже служивший у Коншиных, и уговорил перебраться на родину.

Проходило детство писателя в дореволюционной деревне Кислово, среди родной ему русской природы, в общении с народом, в кругу обычных дел и забот деревенского люда. И эти первые впечатления детства навсегда оставили в душе мальчика глубокую и неугасимую любовь к родному краю, к людям труда, к великодушию, доброте и щедрости русского сердца.

Мальчик рос среди обильной, почти нетронутой природы, в окружении простодушных, добрых и трудолюбивых людей, сердечно радовавшихся каждому гостю, со всяким прохожим и проезжим доверчиво деливших и кров и стол. Первыми, наиболее яркими впечатлениями были впечатления от народных гуляний, красочных сельских ярмарок. Первые услышанные слова - народные яркие выражения, первые сказки - народные устные сказки, первая музыка - крестьянские песни.

Любовь к родному языку, к образной народной речи будущий писатель унаследовал от матери. Мария Ивановна, полуграмотная крестьянка, душевно чуткая и заботливая женщина, изумляла всех удивительным знанием родного языка, народных сказок, небылиц и прибауток; каждое её слово в речи было к месту. Она умела рассказывать просто и понятно для всех. «Каждое слово в ее речи всегда было к месту, всегда имело свой особый смысл и знание, - вспоминал Иван Сергеевич - до конца своих дней удивляла она собеседников богатством народных слов, знанием пословиц и поговорок».

Отец Ивана Сергеевича был мягким, добрым и отзывчивым к людскому горю человеком. Он и в сыне воспитывал эти же качества, с детства приучая его быть честным и справедливым, трудолюбивым и любознательным. Очень часто он брал с собой мальчика в служебные поездки и на охоту. Эти поездки и прогулки с отцом были для ребенка настоящими праздниками. Он любил слушать занятные рассказы отца о лесе и лесных обитателях, его веселые сказки, полные необыкновенных приключений и невиданных чудес. Чем больше подрастал мальчик, тем ближе и понятнее становился ему отец - его первый друг и наставник.

Значительное влияние имел на Ивана его «крестный», старший брат отца. Иван Никитич Микитов был знающим, начитанным человеком, к которому приходили за советами люди из дальних волостей. Еще в молодости он служил в смоленском имении Погодиных (в Ельнинском уезде), куда не один раз наезжал гостить знаменитый русский историк М.П. Погодин. Молодой сообразительный конторщик полюбился старику Погодину, и он не раз возил его в Москву. Под влиянием Погодина «крестный» почтительно относился к книгам, а имена русских великих писателей в их доме были священны.

Счастливые, светлые дни детства, постоянное общение с природой, знание жизни народа - все это не могло не сказаться на творчестве Соколова-Микитова. «Деревенскому миру., окружившим меня простым людям, русской родной природе, обязан я лирическим свойством моего таланта», - писал он впоследствии в «Автобиографических заметках».

1.2 Учеба в Смоленском реальном училище

Когда мальчику исполнилось десять лет, отец отвез его в Смоленск и определил в Александровское реальное училище. «Из привычной лесной тишины, из милого сердцу охотничьего приволья и домашнего спокойного уюта, - рассказывал Иван Сергеевич, - попал в шумный суетливый город, в однообразную, казенную обстановку училища».

Жизнь в городе, ежедневное посещение унылого училища показались ему каторгой. Самым счастливым временем стали поездки домой, в деревню, на зимние и летние каникулы.

Учился юноша посредственно и только по двум предметам - естествознанию и рисованию, которые по-настоящему любил, - неизменно получал хорошие отметки. С четвертого класса он стал увлекаться театром, хотя никакими актерскими способностями не отличался, выступал статистом в различных труппах, приезжавших в Смоленск на гастроли.

Пребывание Соколова - Микитова в училище совпало с трудным для России временем - с поражением первой русской революции и наступившей затем мрачной полосой реакции. Естественно, юноша, чьи симпатии всегда были на стороне угнетенных и обездоленных, не мог оставаться равнодушным к бурным политическим событиям. Он открыто восторгался людьми, которые пытались бороться с реакцией, бывал на конспиративных сходках революционной молодежи, с интересом вчитывался в строчки революционных листовок и прокламаций. По доносу провокатора полиция произвела в его комнате обыск, и «по подозрению в принадлежности к ученическим революционным организациям» Соколов - Микитов был исключен из пятого класса училища с «волчьим билетом».

Изгнание из училища стало крупнейшим переломом, совершившимся в жизни Ивана Сергеевича. От гибели, от обильной печальной судьбы многих отчаявшихся молодых людей спасла его природа, чуткость и любовь отца, помогшего ему в трудный час жизни сохранить веру в людей, в себя и в свои силы.

После изгнания из училища около года Иван Сергеевич в родном Кислово, много и жадно читал. С книгами под головой, накрывшись пропахшим лошадиным потом стареньким армяком, спал под открытым небом, в саду.

Общаясь с людьми, Иван Сергеевич много думал, размышлял. Остро запоминались слова, поражала талантливость простого народа, богатство народного языка. С юношеской пылкостью, болезненно переживал он несправедливость, неравенство людей, ощущал остроту контрастов: бедности и богатства, голода и довольства. И все ближе узнавал и видел многообразную, очень сложную и многоликую жизнь деревни, так мало известную городским людям.

.3 Учеба в Петербурге и судьбоносные знакомства

В 1910 году Соколов - Микитов приехал в Петербург, где поступил на четырехгодичные частные сельскохозяйственные курсы, единственное учебное заведение, где принимали без аттестатов и без «свидетельств о политической благонадежности».

Однако он не чувствовал большого влечения к агрономии и все свободное время отдавал чтению полюбившихся еще в Смоленске книг историка Погодина и Льва Толстого, Горького и Бунина, популярного в те годы А. Ремизова. В произведениях А. Ремизова Иван Сергеевич встретился с миром народных сказок, так хорошо знакомых ему с детских лет. Он пробует писать и сам. Решает бросить курсы и заняться литературой. Этому способствовали и завязавшиеся литературные знакомства.

Однажды в небольшом кабачке на Рыбацкой улице, который охотно посещали студенты и журналисты, Соколов - Микитов познакомился с известным путешественником - натуралистом З.Ф. Сватошем и, несмотря на разницу в возрасте, быстро с ним сдружился. Их связывала общая любовь к природе и страсть к путешествиям. Узнав, что юноша занимается сочинительством, Сватош познакомил его с известным писателем Александром Грином, а несколько позже с А.И. Куприным, с которым у Соколова - Микитова установились теплые дружеские отношения.

А. Грин был одним из первых, кто научил Соколова - Микитова любить и понимать море, которое позже заняло прочное место в его жизни и творчестве. Многие рассказы Куприна он знал наизусть, учился по ним живому языку, точному и лаконичному, покоряющему читателя силой и свежестью своих красок.

Познакомившись с владельцем «Ревельского листка» Липпо, Соколов - Микитов охотно принял предложение стать сотрудником его газеты и зимой 1912 года переехал в Ревель на должность секретаря редакции. На первых порах газетная работа всецело захватила начинающего писателя - он работает фельетонистом, секретарем редакции, ежедневно сочиняет передовицы, корреспонденции на самые различные темы, выступает как автор небольших рассказов и очерков.

Ревель в те времена был довольно оживленным морским портом. Жизнь вблизи моря еще больше обостряла желание дальних странствий.

Дьякон из церкви Николы Морского, приносивший в газету заметки, узнав о страсти к морю Соколова - Микитова, через связи в военно - морском штабе помогает ему устроиться матросом на посыльном судне «Могучий». На нем и уходит в свое первое морское плавание Соколов - Микитов. Впечатление от него было потрясающим, оно и утвердило юношу в решении стать моряком и положило начало его морским скитаниям.

Соколов - Микитов избороздил почти все моря и океаны, побывал в Турции, Египте, Сирии, Греции, Англии, Италии, Нидерландах, Африке. Он молод, полон сил и здоровья: «Это было самое счастливое время моей юношеской жизни, когда я сходился и знакомился с простыми людьми, а сердце мое трепетало от полноты и радости ощущения земных просторов». И где бы он ни был, куда бы ни забрасывала его матросская судьба, прежде всего интересовался жизнью простых людей труда.

С теплым чувством вспоминал он потом эти годы, когда «сердце трепетало от полноты и радости ощущения земных просторов». Так родились его «морские рассказы», в которых столько солнца, соленого ветра, пейзажей, чужих побережий, шума восточных базаров, живых портретов людей, с которыми сближало повседневное трудовое ремесло.

Первая мировая война застала Соколова - Микитова в заграничном плавании. С великим трудом удалось ему вернуться в Россию. По возвращении несколько месяцев он провел у родных на Смоленщине, а в начале 1915 года возвратился в Петроград. Идет война и молодой человек решает отправиться на фронт, для чего поступает на курсы братьев милосердия. Однако весь свой досуг юноша по-прежнему отдает литературным занятиям.

В 1916 году в литературно - художественном сборнике «Пряник», изданном А.Д. Барановской в пользу осиротевших детей, были напечатаны рассказы И.С. Соколова - Микитова «Торопь вешняя», «Кукушкины дети». В этом сборнике, состоявшем из произведений второстепенных и малоизвестных писателей, принимали участие и такие писатели, как А. Блок, С. Есенин, А. Ахматова.

В том же 1916 году была напечатана первая сказка Соколова - Микитова «Соль Земли». Написанная по мотивам русского фольклора, она раскрывала извечную тему народного счастья, выражала чаяния писателя о времени, когда в лучах незаходящего солнца исчезает все темное и злое на земле.

Кроме этой большой темы, была в сказке и другая - о том, что все явления в природе взаимосвязаны и нарушать гармонию этой взаимосвязи нельзя, так как одно без другого обречено на гибель: «где вода - там и лес, а где лес повырубят - там и вода усыхает».

Покинув курсы, Соколов - Микитов добровольцем уходит в действующую армию. Его назначают санитаром в санитарно - транспортный отряд принцессы Саксен - Альтенбургской, в котором царят пронемецкие настроения. Командование, не стесняясь, потакало явным и тайным немецким агентам. Соколов - Микитов открыто возмущался предательством и после нескольких стычек с начальством был отчислен из отряда.

Окончив курсы авиамотористов, он попадает в «Эскадру воздушных кораблей» младшим мотористом на бомбардировщик «Илья Муромец», командиром которого был известный летчик, смоленский земляк Глеб Васильевич Алехнович.

В очерке «Глебушка», написанном в газете «Биржевые ведомости», Соколов - Микитов так писал о своем командире: «Много авиаторов стали авиаторами на фу - фу, из - за моды, случайно. У Глебушки же птичья кровь. Глебушка родился в птичьем гнезде, ему отроду летать написано. Отнимите у поэта песню, у Глебушки летание - пожухнут оба».

Соколов - Микитов был одним из первых русских писателей на заре воздухоплавания, разрабатывающих в литературе «летный пейзаж». Он дал художественное описание земли с высоты птичьего полета, рассказал о необыкновенных ощущениях покорителей неба: «Полет - плавание, только воды нету: смотришь вниз, как смотрел на опрокинутое в зеркальной глади облачное небо. Это пробуждение «птичьего» в человеке, дающее ощущение необыкновенного счастья, доисторическое воспоминание о времени, когда и человек на собственных крыльях летал над дремучей землею, покрытой водой и лесами».

После Февральской революции И.С. Соколов - Микитов как депутат от фронтовых солдат приезжает в Петроград. Его переводят во 2-й Балтийский флотский экипаж. Все лето и осень 1917 года он живет в Петрограде, волей судьбы оказавшись в самой гуще политических событий. Он выступает на солдатских митингах и рассказывает о неприглядной правде войны, печатает фронтовые очерки и зарисовки в прогрессивных газетах и журналах. В то же время он охотно посещает литературные диспуты, продолжает встречаться с А. Грином и М. Пришвиным.

М. Пришвин работал в газете «Воля народа» и редактировал литературное приложение «Россия в слове», сотрудничать в котором пригласил и Соколова - Микитова. Постоянное общение друг с другом, споры о воспитательном значении литературы, отрицательное отношение к войне, которую оба видели своими глазами, считали враждебной человеку, а потому враждебной жизни вообще, - все это еще больше сблизило писателей, упрочило их отношения.

В горячие Октябрьские дни Соколов - Микитов, захваченный революционными событиями, слушает выступления В.И. Ленина в Таврическом дворце, встречается с A.M. Горьким. Горький сочувственно отнесся к его литературным опытам, помог добрым советом, и с этих пор для Ивана Сергеевича ясно, что литература - основное дело его жизни.

Революция стала окончательным переломом в его жизни: Соколов - Микитов стал писателем. Он воплотил свое неуклонное стремление к странствиям, живой интерес к людям, встреченным на путях жизни, в точной и выразительной прозе увлеченного и увлекающего повествователя. Бездонные скитания в чужих краях с неугасимой в душе тоской по родине дали ему материал для «Чижиковой лавры» - горестной повести о людях, силой различных обстоятельств заброшенных на чужбину.

Прекрасное знание русской смоленской деревни - и в ее дореволюционные времена, и в начальные годы октябрьского становления - запечатлено в целой серии рассказов о людях старой новой души, о коренных переменах, происходящих в сельской глухомани, о борьбе противоречивых и враждебных друг другу начал в сознании ее жителей. Автор так говорит об этом периоде своей творческой биографии: «В те годы я очень близко был связан с деревней, охотился, много бродил с ружьем и кое-что записывал, в шутку и всерьез, «с натуры». Как всегда, меня поражали жизнестойкость русского человека, его природный юмор, ум, склонность к выдумке».

В начале 1918 года Соколов - Микитов демобилизовался и уехал на Смоленщину. Он и интересом приглядывался к тому новому, что входило в жизнь деревни, ощутимо меняя ее облик.

С ружьем за плечами бродил он по лесным дорогам родного края, охотно посещал окрестные деревеньки, примечая и записывая все, что позже послужит ему материалом для таких циклов рассказов, как «На речке Невестнице», «По лесным тропам» и своеобразных «Записей давних лет».

В 1919 году Соколов - Микитов учительствовал в Дорогобужской городской неполной средней школе Смоленской области, куда перебрался со своей семьей. Несмотря на отсутствие учительского опыта, он быстро подружился с ребятами. На занятиях по литературе он очень понятно и содержательно говорил о произведениях классиков русской литературы, а также рассказывал о заморских странах и забавных охотничьих приключениях.

Ему очень хотелось создать настоящий детский журнал, в котором непосредственно участвуют дети: сами пишут, сами рисуют и сами редактируют. Его увлекла мысль организовать «детскую коммуну», увлекла настолько, что он написал и в предельно короткие сроки осуществил издание небольшой книжечки «Исток - город», в которой защищал и развивал идею гармоничного воспитания молодежи.

Эта маленькая книжка, по словам писателя, могла положить начало его педагогической карьере, но, чувствуя, что ему не хватает знаний, опыта и умения, он отказался от мысли стать учителем. Его вновь потянуло странствовать, захотелось увидеть море, по которому он скучал все это время.

Весной 1919 года по приглашению товарища и однокашника, смоленского земляка Гриши Иванова, в качестве уполномоченных «Предпроделзапсевфронта» они в собственной теплушке отправились на юг в хлебные края. Не раз путешественники были на волосок от смерти. В Мелитополе они чудом вырвались из лап захвативших город махновцев, под Киевом попали в плен к петлюровцам, сидели в контрразведке деникинского генерала Бредова.

Соколову - Микитову с трудом удалось пробраться в Крым и поступить матросом на небольшое старое судно «Дых - Тау». Вновь начались морские скитания. Вновь побывал он во многих азиатских, африканских, европейских портах.

В конце 1920 года на океанском судне «Омск», загруженном хлопковым

семенем, Соколов - Микитов отправился в Англию. Когда «Омск» прибыл в

Гуль, выяснилось, что самозваные белогвардейские власти тайком от

матросов продали пароход англичанам, а Соколов - Микитов вместе со

своими товарищами, русскими моряками, оказался в чужой негостеприимной стране без средств к существованию.

Более года прожил Иван Сергеевич в Англии. Не имея постоянной работы и крова над головой, скитался по ночлежным домам, перебиваясь случайными заработками, он на собственном горьком опыте убедился в несправедливости и враждебности чуждого ему мира.

Весной в 1921 году ему удалось перебраться из Англии в Германию, в Берлин, который был переполнен русскими эмигрантами.

В 1922 году в Берлин из России приехал A.M. Горький. К нему, как очевидцу последних событий на Родине, потянулись эмигранты. Вместе с А.Н. Толстым отправился к Горькому и Соколов - Микитов. Горький одобрил намерение Соколова - Микитова при первой же возможности выехать в Россию и обещал оказать ему содействие. И летом того же года необходимые документы были получены и Соколов - Микитов с письмом Горького к Федину на небольшом немецком пароходике отбыл в Россию.

Летом в 1929 году он вместе с исследователями Севера был в экспедиции в Ледовитом океане (циклы «Белые берега» и «У края земли»), в 1930 году на Земле Франца Иосифа, зимой 1931 - 32 гг. - в экспедиции, организованной для спасения потерпевшего аварию ледокола «Малыгин» («Спасение корабля»), в 1933 году - в Мурманском и Северном краях, участвовал в экспедиции по подъему в Кандалакшской губе ледокола «Садко», затонувшего в 1916 году.

Словом - всюду, где в борьбе с суровой природой ярко проявляются мужество, твердость, настойчивость характера, он, следуя зову своей неуемной в поисках натуры и писательскому долгу, всегда был в первых рядах. Верный друг завоевателей еще мало освоенных пространств, он вместе с ними и в нехоженой тайге с охотничьим ружьем за спиной, и в кабине пилота, и в избушках зимовщиков дальнего Севера.

В марте 1941 года Соколов - Микитов поселился в д. Морозово недалеко от Ленинграда., где и застала его война. Иван Сергеевич, не принятый по возрасту в ополчение, остался коротать голод и холод в деревне.

В июне 1942 года ему пришлось вместе с семьей эвакуироваться на Урал, где Соколов - Микитов поселился в Перми и служил в управлении лесного хозяйства. За время эвакуации он подготовил и сдал в издательство сборник рассказов и очерков «Над светлой рекой», очерки «На земле» и «День Евдокии Ивановны» и другие.

.4 Последние годы жизни писателя

Последние двадцать лет жизни И.С. Соколова - Микитова были связаны с Калининской областью. Здесь, в Карачарове на Волге, в ста шагах от воды, на краю леса стоял его простой бревенчатый домик. Очень часто приезжали к писателю гости, его друзья - литераторы, путешественники, полярные исследователи. [Приложение 6]

В последние годы своей жизни писатель охотно возвращается к теме русской деревни предреволюционного и переходного времени - к народным сказкам, записям бесед с тружениками земли, к сжатым и метким зарисовкам встреч, разговоров, к портретным и речевым характеристикам.

В 1965-1966 гг. вышли в свет 4 тома собрания сочинений И.С. Соколова - Микитова, в которые вошло все наиболее значительное, созданное писателем за пятьдесят с лишним лет его литературной деятельности.

Оказавшись к середине шестидесятых годов почти в полной темноте из - за потери зрения, Иван Сергеевич не прекращал работать. Писать он не мог, не видел строчек, но память его по-прежнему, оставалось светлой. Вращались диски записывающего аппарата, звучал над столом глуховатый голос писателя. Ложились на ленту слова. [Приложение 7]

В 1969 году была издана его книга «У светлых истоков», в 1970 году - «Избранное», а также новые книги для детей.

За плодотворную литературную деятельность И.С. Соколов - Микитов был награжден двумя орденами Трудового Красного Знамени, медалями.

Умер Иван Сергеевич Соколов - Микитов 20 февраля 1975 года в Москве. Похороны были скромны, без оркестра и больших громких речей: он не любил их и при жизни.

Через сто дней скончалась его жена, Лидия Ивановна. Их прах захоронили в одной могиле под Ленинградом (ныне Санкт - Петербургом).

Иван Сергеевич Соколов - Микитов прошел сложный жизненный путь. Но из всех испытаний он выходил окрепшим умственно и духовно.

Путешественник по призванию юности и скиталец по обстоятельствам нелегкой жизненной судьбы, И.С. Соколов - Микитов, повидавший немало далеких краев, южных и северных морей и земель, всюду пронес с собой неизгладимую память родной Смоленщины.

2. Творчество И.С. Соколова - Микитова

.1 «Елень». «Детство»

микитов писатель произведение

Смоленщина встает со страниц повестей И.С. Соколова - Микитова «Елень», «Детство», рассказов «На теплой земле», «На речке Невестнице», записей давних лет «На своей земле», которые автор называет «былицами»; своеобразный язык и предания нашего края нашли отражение в «озорных сказках» и сборнике рассказов и сказок для детей «Кузовок».

В рассказах, составляющих эти циклы, отображена жизнь целого поколения русских крестьян в переломные двадцатые годы, здесь поэзия природы, как и поэзия быта, отразилась во всей непосредственной свежести и чистоте.

В повестях «Елень» и «Детство» Иван Сергеевич попытался припомнить ту старую деревню, которой «ныне уж нет на смоленской земле», тот уклад жизни и мыслей деревенских жителей, что был накануне «большой ломки старого». Он как бы со всех сторон осматривал в последний раз прошлое, быть может, памятуя свои же слова, высказанные немного позднее, в одной из книг: «Не умея смотреть в прошлое, мы не научимся видеть будущего».

Повесть «Елень» - соединение двух повествований о семье помещика Дмитрия Хлудова и семье крестьянина - лесника Фрола, дополненное короткими рассказами о мужиках и мелкопоместном дворянстве, рассказами, в которых Хлудов и Фрол - прямые или косвенные участники. Жизнь лесника Фрола наедине с природой и уничтожение лесов Хлудовыми - это противопоставление является как бы скрытым двигателем, внутренней объединяющей идеей повести. Лирическая тональность прежних произведений близкой тематики в «Елени» - окрашивается тонами эпического письма. Кроме того, «Елень» буквально пронизана чувством любви к народу, родине, которые ощущаются автором органично духовно - родственно.

В повести Соколов - Микитов, утверждающий в сложные переломные годы веру в здоровые начала русского крестьянина, в «лице» которого «столько жизненного запасу, веселья и доброты», по-новому увидел деревенское бытие. В повести утверждалось, что без понимания мира природы, без подлинной любви к жизни своего народа, человек, его родные обречены на вымирание, если не физическое, то на первом этапе, нравственное. Изображая процесс вырождения династии лесопромышленников Хлудовых, автор одновременно показывал и купеческий разбой, травмировавший не только живую плоть леса, но и душу русского крестьянина.

И в «Елени» и еще раньше - в рассказах из цикла «На речке Невестнице», в «Былинах» («Себе на гроб» и другие) Соколов - Микитов размышлял о судьбе русского леса, его значении в жизни народа, приходя к утверждению, что безразличие к природе подобно безразличию к судьбе родины - оно ведет к духовной и даже физической гибели (Хлудовы, Крючины).

Прослеживая становление характера Фрола, Соколов - Микитов показал тот национальный тип крестьянской России, который олицетворял в его представлении родину: сильный, волевой, чистый душой и телом. Жизнь Фрола так же чиста, как и его мысли. Он размышляет над вечными вопросами, неизбежно возникающими перед людьми, которые живут наедине с природой. Дмитрий Хлудов, неспособный жить так же чисто и крепко, не способен понять и природу человеческого бытия, ощущать ее так же насыщенно, как лесник Фрол. У Хлудова нет ненависти к мужикам - лесорубам. Не желая любить и не умея ненавидеть - он равнодушен, в нем нет живой силы, которая бы могла бы еще поддержать в нем жизнь.

Умирает, а хоронит его на деревенском погосте Фрол, и это ли не символ: крепкое, духовно чистое будущее деревни расстается со своим прошлым.

В «обитателях» повести «Елень» легко узнаются жители родных Соколову - Микитову деревень - люди, окружавшие в дореволюционном детстве и позднее, в двадцатые годы, самого писателя: тут и дружелюбный, лохматый, легкий и худой, неизменно веселый и хрипучий пастух Авдей, знающий до последнего кустика лес и луга и «норов каждой скотины»; и рыжий, рукастый, смешливый и озорной, с наглыми прозрачными косящимися глазами балагур, деревенский баламут и бунтарь Сапунок, которого начальство за хитрость и безбоязненность считает «Самый большой шельма из вся деревня; и постоянно сплетающий чепуху Максименок; и ловкая, с сияющими глазами, «из которых лилось человеческое полное счастье», опрятная, верная и нежная Марья; и неистовые деревенские молодухи - плясуньи; и хватающиеся за колья по праздникам смурые бурмакинские мужики, и бурмакинский богатырь, спокойный и рассудительный Рябой Николай и другие непохожие, разные и вместе с тем духовно близкие люди, объединенные одним горем, одной страдой и общими праздниками, все они составляют как бы единую национальную стихию.

Повесть «Елень» - одно из лучших произведений нашей литературы, находящееся как бы на стыке сегодняшней литературы и литературы 19 века, продолжающее и развивающее традиции от писателей шестидесятников до Бунина и Куприна.

Любовь к земле - кормилице, родной Смоленщине, к людям, их обычаям, традициям, укладу жизни воплощены писателем в автобиографической повести «Детство» (1932 год). Состоит она из коротких рассказов: «Переезд», «Сад», «Лето», «Плотик», «Деревня», «Отец». Действия происходят в деревне Кислово и на дороге к ней, в усадьбе, доме, саде, на речке, в полях, огородах, в селе Щекино в большом дремучем лесу, на берегу Угры и поэтической речки Невестнице, где жили дед и прадед, отец.

Большое место занимает в повести образ отца, который был первым, кто научил мальчика любить и понимать окружающую его жизнь, кто ввел его в чудесный и таинственный мир природы, заложил основы нравственных устоев будущего писателя. Рассказывая в главе «Плотик» о том, с каким восхищением слушал Сивый сказки отца про плотик, на котором совершали свои волнующие путешествия по речке Невестнице два мальчугана Сережа и Петя, писатель подчеркивает, что сказки эти оставили прочный след в его памяти не только потому, что в них было много забавных приключений, но прежде всего потому, что в основе их всегда лежит глубокий воспитательный смысл. Сказки уносили Сивого в далекую страну справедливости и добра, где торжествовала любовь, человечность и товарищество, где не было места злу и насилию.

В «Детстве» говорится о тех же событиях и людях, что и в повести «Елень», лишь на десятилетие раньше. Так прообразом династии лесопромышленников Хлудовых («Елень»), несомненно, послужила семья миллионеров Коншиных («Детство»), у которых, как известно, управляющий лесными угодьями служил отец писателя.

«Серые идолы» («Елень») и «Мужики - плотогоны» («Детство»), Фрол и управляющий лесными угодьями Сергей Никитич, молодая барыня Кужалиха, разорившаяся, «спаленная» в голодный 1917 год («Елень») и другие персонажи повестей имеют многие общие характерные черты. И сами события, разворачивающиеся в повести «Детство», подводят к действию, происходящему в «Елени». Готовя повести к переизданию, Соколов - Микитов, даже рассматривал их как целое повествование, может быть, потому и отдельные главы и эпизоды «Елени» (глава «Веселая ярмарка») повторяющие содержание «Детства», были исключены писателем и не вошли в четырехтомное собрание его сочинений.

Так же как в «Елени», в «Детстве» много удивительных картин русской природы, пейзажей, пронизанных чувствами и мыслями автора. Они словно бы неотделимы от всей той обстановки старорусской усадьбы, где зародились.

И хотя герой повести утверждает, что ему жалеть из прошлого нечего, ему все же «жалко лишь тетеревиных выводков, деревенских песен и сарафанов, жалко некогда наполнявшего детского чувства радости и любви, которого никакими силами невозможно теперь вернуть», нынче-то на Смоленщине «уж больше не водят деревенские молодухи и девки на горе хороводов», редко - редко покажется на улице сарафан, и редко сыграют ввечеру старинную протяжную песню».

В повести «Детство», как и в рассказах «На теплой земле», «Свидание с детством» Соколов - Микитов подчеркнул неразрывность связи жизни и судьбы героя с образом родины, слитность с судьбой его народа: «Когда рассказываю о жизни и судьбе мальчика с открытою светловолосою головою, образ этот сливается с представление о моей родине и природе».

Для Вани - героя повести «Детство» - будущее определил «Синий звучащий ослепительный мир». Потом тепло золотого чуда сливается с родительской любовью. Удачно складывавшиеся отношения с людьми обусловили впоследствии творческую позицию писателя в изображении человека, утвердили в нем светлое представление о русском народе. Истоки своего особого, лирического дарования сам Соколов - Микитов определил так: «Деревенскому усадебному миру, окружавшим меня простым людям, русской народной природе обязан я лирическим свойством моего таланта».

И.С. Соколов - Микитов считал, что русская природа, изображаемая в художественном произведении, может стать подлинно прекрасной и привлекательной, если ее украшает неподдельное человеческое чувство; все зависит от того настроя души, каким обладает художник, ее рисующий. Только тот запечатлит в ней национальное самосознание, кто умеет в силу душевного своего развития связать мир, в котором он живет, с миром своих собственных идей и настроений. Поэтому человек и природа у Соколова - Микитова всегда в взаимосвязи, они выступают как равные в живом мире. Это определяло своеобразный настрой произведений Соколова - Микитова на протяжении шести десятков лет. Уже в ранних его рассказах природа такое же действующее лицо, как и сам человек («Глушаки», «Медовое сено»).

Человек в своих отношениях с миром, природой, добрый человек на доброй земле, мечтатель с романтическим складом души - таков герой рассказов Соколова - Микитова двадцатых годов.

.2 «Медовое сено»

В рассказе «Медовое сено» И.С. Соколов - Микитов изложил, по сути своей, очень грустную историю болезни и смерти деревенской девушки Тоньки, на долю которой выпала нелегкая судьба.

После разорительной поездки в Сибирь за лучшей долей, умер ее отец Федор Сибиряк. Мать ее, Марья, после смерти мужа в самое голодное время нашла в себе мужество и силы - устояла, выжила и детей спасла от голодной смерти, но от нужды и горя оглохла и оглупела. И пришлось Тоньке самой впрягаться в работу. И хотя ни красотой, ни статью, ни хорошим характером бог Тоньку не обидел, но доли не дал, замуж Тонька выйти не смогла - беден был вдовий двор.

Еще с зимы ездила она с деревней за реку в лес поднимать из снега дровянку, ворочала в лесу, вровень с мужиками, надорвалась, стала сохнуть и с тех пор слегла. С каждым днем чувствовала, как подступает к ней близкий конец, и прощалась со всем окружающим миром: ждала весеннего солнышка, в последний раз видела весну. Тонька прощалась с домашними работами: все что-нибудь делала, пока была сила, - зиму пряла, тянула тонкими своими пальцами кудель, чистила картошку, готовила себе смертное, как раньше готовила приданное.

Тонькино жизнеповедение перед смертью - это не жертвенность, она очень хотела жить, а трезвое понимание простой деревенской девушкой своей ненужности в жизни. Прощаясь с жизнью, она не впала в отчаяние, а любовалась весенним буйством зелени - теплотой, солнцем, наливающейся в полях рожью и медовым запахом сена. «Она долго сидела под березами, прощаясь с зеленым, родившим и вскормившим ее миром. А много было в этом сверкающем, счастливом мире такого, как она сама».

В рассказе много и других персонажей: откровенные бабы, которые, не стесняясь и не боясь опечалить Тоньку, говорили ей о раннем конце; Тонькин дядька Астах, лохматый, черный и беззаботный мужик, который ругае баб за их откровенность; подружки Тоньки, которые, чтобы угодить ей, весь лес облазили в поисках малинки; Тонькин жених Оська, жадный до приданного, укативший в Москву; никто не ведает, дрова ли, Оська ли уложили ее в болезнь. Деревня полна жизни, и даже на погосте, куда забредает Тонька, ее встречает вечная жизнь: «Под березами над Иван - да - Марьей гудит желтобрюхий шмель, и качаются под его тяжестью желто - лиловые цветы», от зеленого молодого сена наносит погретые солнцем медовые ветерки. А когда случается самое страшное, день так могущественно солнечен и ясен, что смерть не может омрачить его: «Через речку перейти, разувшись, ступая по холодному, засыпанному камушками, игравшему золотыми узорами дну… Утро было золотое; как бескрайнее синее море, дымилась и просыпалась земля. И ничтожно малым, совсем потонувшим в зыблющемся синем и блистающем мире казался гроб Тоньки, колыхавшимися на плечах девок. А точно для того, чтобы выразить всю силу этого блистающего, просторного и навеки нерушимого мира, всю дорогу заливались над девками жаворонки, невидимые в высоком небе».

Писатель отдает должное ушедшему человеку, который даже в смертном недуге своем не мог «оставаться без заботы», и все что-нибудь делал, «пока была сила», на пользу людям.

Но писателя, как и сам народ, не обезоруживает утрата, если она естественна. Земля и земные заботы о жизни дают ему силы перебороть горесть, чтобы идти вперед по земным дорогам, и видеть мир в его радостях.

В пейзаже И.С. Соколова - Микитова, где писатель, казалось бы, волен в вымысле более чем где-либо, мы никогда не встретим вычурности, желания поразить необычностью: «Дозревают яровые, и еще не все убраны луга. Чистое и ясное утро. Летит паутина. Паутиной накрыты лозняки по канавам, верхушки нескошенных перезрелых трав. Высоко в небе купаются ласточки, режут воздух стрижи. Клочья тумана плывут над низиной, над заросшей ольховником тихой рекою. К мокрым от росы сапогам липнут семена перезрелой травы. Из - под короткой стойки легавой собаки с треском вылетает перелинявший тетерев - косач. Высоко - высоко в небе канючит ястреб - канюк. В прозрачной тишине утра слышны голоса».

Главное свойство пейзажа Соколова - Микитова, пришедшее к нему от старых русских мастеров, заключается в его тонком и точном подчинении основной мысли. Пейзаж становился у писателя частью идейно - художественной структуры рассказа, очерка или повести. Используя нехитрые на первый взгляд художественные средства, писатель добивался удивительных результатов, он как бы приобщал читателя к вечному и радостному жизнетворчеству, к щедрой самосозидающей природе и течению народного бытия.

.3 «Камчатка», «Цыган»

Рассказ «Камчатка» о том, как смоленские мужики на Камчатку собрались ехать. «Слух такой прошел о чудесной земле Камчатке. В деревне слух бежит неуследимо, как ветер в лесу, чуть шелохнет - уж говорит лес от края до края».

Писатель с доброй усмешкой рассказывает нам, как рос и ширился слух о Камчатке, который принес кузнец Максим, ездивший в город за железом: «Вот, братцы мои, видел я на станции человека, очень человечек верный, говорил он мне, что приехали на станцию люди, скликают народ на Камчатку. Дают на рыло по пятьдесят червонцев, дорога туды и сюды, а ехать через всю Сибирь на два года. Ситного - сколько хочешь! А нужны мужики на Камчатку копать золото. Дело простое».

Загорелись мужики, от извечной ли тоски русской души по путям и далям, или просто заела лихая скука, или надежда на сытую жизнь и заработки поманили (эту зиму мужики до мозолей отсидели себе зады), а тут харч казенный - ешь, сколько влезет, и дело самое плевое - копать золото. Не зевай, ай - да, ребята! Оголтела, зашевелилась деревня: точно бес вставил мужикам острые шилья. Пришел тот день, собрали мужики кошельки, захватили на денек хлеба - харч ведь казенный! - и ай - да!

«Уж как там ходили - неизвестно. Только на третий день был дома мой кум и приятель Васька, а на четвертый по-прежнему вышли на охоту раным - рано. И когда, подманив на свист глухую тетерку, с удачной охотой остановились мы отдохнуть под старой елью и развели огонь, узнал я от Васьки правду.

• Приходим, а там ничего, никакой этой конторы. Милиция переполошилась - думала, идет банда. «Чего вы?» - спрашивают. «На Камчатку?» - «Угу!» - говорят.
• Набралось нас на станции народу с полсотни, - продолжает Васька, прожевывая сало, - ходим, шарим. Под вечер - бац! Окружили нас: «Изволь сдаваться!», заперли в сарай, ночь проморили, утром к допросу: «Зачем произвели скопление?» Тут мы все по чистой: «Так и так, говорим, пришли записываться на Камчатку». - «Белены объелись?! Какая Камчатка?» Ну, видят сами, никакой тут банды, все люди мирные, посмеялись и нас по дворам. «Идите, говорят, не дурите, невежество такое при революции недопустимо!» Так исходили ночь переночевать.
• Ну, что, - улыбаясь, говорю Ваське, - теперь веришь в Камчатку?
• А кто ее знает, - отвечает серьезно Васька, - дело простое! Слышно - ни пахать, ни сеять. Счастливый край!

«Мне вдруг самому начинает казаться, что все возможно, что где-то есть, существует сказочная счастливая земля Камчатка», - заключает свой рассказ автор. Вековое стремление к «земле обетованной», к стране «с молочными реками и кисельными берегами» показывает писатель в этом своем произведении.

В «небольшом рассказе Цыган» писатель воспроизводит сцену самосуда над цыганом - конокрадом. В деревне объявились конокрады. У лысого Гаврика двух коней увели со двора. А через неделю мужики повстречали в лесу двух цыган. Один по дороге удрал - не догнать мужику цыгана в поле! А другого привели в деревню на суд и расправу. Васька Артюшков вышел за ворота и увидел, как бежит вдоль улицы Кузьма Князьков, нараспашку рот, и зовет всех конокрада бить. За Князьковым - Гришка Евменов, за Гришкой - сам Чугунок. Васька, как был, шубейку на одно плечо - туда. Народ грудом. А из народа слышно: гак да гак! - будто колют дрова. Били цыгана, грозились убить, допытывались, где кони. Он молчал, как каменный, Привели Лексу - он был «свой цыган», лет двадцать как на деревне угнездился, знал в округе всех, конокрадов. Но Лекса не помог - наоборот, сказал, что цыган своего брата не должен выдавать, хоть шкуру сдирай, хоть пятки жги, и ушел прочь. Конокрада били до вечера: лежал тот цыган на полу, мордой вниз, по бороде красные пузыри. Наконец, сознался, где кони. Только в одном уперся - сообщников никого не назвал. Мужики коней привели не ели кони три дня - кожа да кости. Опять стали бить цыгана. Разъяренные крестьяне уже готовы убить его. Ведь конокрад извечный враг мужика. Но цыган, заговорив, попросил: «Пустите, братцы, я вам на гармонье сыграю!». Ему принесли гармонь. Цыган кровь на морде ладонью протер, гармонь на коленку и по ладам - как серебро. И набежали слушать цыгана со всей деревни бабы. Играл цыган час, играл два - до поздней темной ночи. Три дня не отпускали цыгана бабы. Поднялся цыган… и пошел. Так и ушел цыган, и не узнал никто, кто был и откуда.

Ушел цыган, а помнили долго: эх за такую игру и двух коней позабыть не жаль! И первые же звуки музыки возвращают озверевшим людям утраченное человеческое обличье. Исчезают жестокость и озлобленность, уступая место доброжелательности и уважению к мастерству. Писатель как бы говорит: трудящийся человек по природе своей добр и благодарен, восприимчив к прекрасному, и только тяжелые, нечеловеческие условия бесправного существования в обществе, где меньшинство живет за счет безжалостной эксплуатации народных масс, порождают в нем злобу и ожесточенность.

Неутомимая жажда скитаний по просторам родины, стремление больше видеть, узнать, общаться с людьми различных профессий ведет писателя, как неутомимого путника по всем направлениям географической карты. И всюду этот неутомимый следопыт необжитых мест - чудесный знаток звериных и птичьих повадок, верный товарищ в пути и любознательный собеседник - остается приметливым наблюдателем не только пленительного климатического разнообразования дорогой его сердцу родины, но и проникновенным отобразителем человеческих судеб и характеров. Можно сказать больше: человек мужественных и романтических профессий - геолог, летчик, моряк, полярник и первооткрыватель - становится в центре его писательских интересов.

Главная художественная черта И.С. Соколова - Микитова - писать о том, что самим обжито, вошло в душу, согрело сердце. Именно этим объясняется сразу покоряющая читателя фактическая и психологическая достоверность его произведений, их поэтическое обаяние.

Заключение

Когда я читаю произведения И.С. Соколова - Микитова, ни на одну минуту меня не покидает ощущение, что все герои - друзья - приятели автора, во всяком случае, - его хорошие знакомые, о которых он знает решительно все, но рассказывает только самое главное, выражающее их человеческую суть. Недаром большинство рассказов написано от первого лица. И это не просто литературный прием, а авторское ручательство за полную правдивость рассказываемого.

И.С. Соколов - Микитов пишет сдержанно и лаконично. Скупыми изобразительными средствами передает он тончайшие движения человеческой души, воспроизводит неброские, но надолго оставшиеся в памяти картины русской природы.

Как добрый волшебник, писатель делает самое обычное непримечательное вдруг зримым и интересным. В его изображении простой паучок превращается в «живой драгоценный камушек» и надолго остается в памяти ребенка, а скромный полевой цветок приобретает такую притягательную силу, что хочется немедленно отправиться на лесную полянку, чтобы насладиться нежной его красотой, которую как бы мимоходом, невзначай дал почувствовать в своем рассказе писатель. Читаешь и ждешь: вот - вот застучит над головой дятел или выскочит зайчишка из - под стола, так это у него все здорово, по-настоящему рассказано.

Из книг Соколова - Микитова я узнала много интересных и полезных для себя вещей. Писатель вводит нас в мир природы, приучая зорко вглядываться в окружающую жизнь, подмечать закономерности, которые лежат в основе важнейших жизненных процессов и при этом он никогда не поучает. Он просто приучает нас наблюдать и удивляться тому, что неожиданно открывается взору.

Особенность писательского дара Соколова - Микитова заключается в том, что автор ничего не выдумывает, не изобретает, не ищет сложных сюжетных построений, а непосредственно входит в течение жизни, говорит о том, что было на самом деле, повествует о людях и событиях, действительно существовавших или существующих. Но, как истинный художник, по-своему избирает и компонует обстоятельства, окружает их настолько ярко нарисованной бытовой и природной средой, что все самое будничное и обиходное становится явлением высокочеловечного искусства, к тому же проникнуто мягким, как бы светящимся изнутри лиризмом.

Книги Ивана Сергеевича Соколова Микитова необходимы читателям любого возраста. В них огромный запас добра и любви к людям, к природе, к живой прелести жизни. Именно по-этому имя Ивана Сергеевича Соколова Микитова не забыто. В деревне Полднево Угранского района открыт музея писателя.

Проводятся конкурсы имени Ивана Сергеевича Соколова Микитова Например, 30 мая 2011 года в деревне Полднево Угранского района состоялось подведение итогов областного конкурса литературных творческих работ среди детей, посвященного творчеству И.С. Соколова-Микитова.

февраля 2005 года Смоленской областной детской библиотеке было присвоено имя замечательного русского писателя, нашего земляка И.С. Соколова-Микитова.

Литература

.Литература Смоленщины. Учебник - хрестоматия по литературному краеведению. 9 класс. - Том 2. - Составление. Методические материалы. Г.С. Меркин. - Смоленск: ТРАС - ИМАКОМ, 1994. - 528 с.

1. Смирнов В.А. Иван Соколов - Микитов: очерк жизни и писательства. - М. - Сов. Россия, 1983. - 144 с.
2. Соколов - Микитов И.С. На своей земле. - Издательство «Маджента», 2006.
3. Соколов - Микитов И.С. «Автобиографические заметки». - Издательство
4. «Москва», 1966. С. 635 - 642.
5. Соколов - Микитов И.С. «Былицы», - Смоленск, 1962. - 175 с.
6. Соколов - Микитов И.С. «Камчатка», - Смоленск, 1962. - 52 с.
7. Соколов - Микитов И.С. «Медовое сено», 1979. - 333 с.
8. Соколов - Микитов И.С. «Цыган», - Смоленск, 1962. - 71 с.
9. Жизнь и творчество И.С. Соколова - Микитова. - Москва, 1984.

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников

Бекбаева Надежда Романовна. "Малая" проза И.С. Соколова-Микитова: проблематика и поэтика: диссертация... кандидата филологических наук: 10.01.01 / Бекбаева Надежда Романовна;[Место защиты: ФГБОУ ВПО «Тверской государственный университет»].- Тверь, 2014.- 183 с.

Введение

Глава 1. Русская история и современная российская действительность в осмыслении И.С. Соколова-Микитова 23

1.1. «Записки военного корреспондента»: проблемы войны и мира в рассказах и очерках И.С. Соколова-Микитова 1910-х годов. 23

1.2. «Я сам был Россия»: историзм художественного мышления И.С. Соколова-Микитова в рассказах 1920-х годов 39

1.3. «Морские путешествия»: взгляд на Россию со стороны в рассказах и очерках 1920-1930-х годов 59

Глава 2. Человек и природа в «малой» прозе И.С. Соколова-Микитова 73

2.1. Концепция природы и русского национального характера в путевых очерках И.С. Соколова-Микитова 1930-1960-х годов 73

2.2. Концепция природы в охотничьих рассказах И.С. Соколова-Микитова 1940-1970-х годов 89

2.3. Мир природы в произведениях И.С. Соколова-Микитова для детей 99

Глава 3. Литературно-эстетические и нравственно-философские проблемы в «малой» прозе И.С. Соколова-Микитова 116

3.1. Литературные взгляды И.С. Соколова-Микитова и проблема традиций в его творчестве 116

3.2. Русский фольклор и «деревенская проза» в творческом сознании И.С. Соколова-Микитова 127

3.3. Педагогические воззрения и мир детства в творчестве И.С. Соколова-Микитова: утопия «Исток-город» 140

Заключение 146

Список литературы 156

Введение к работе

Диссертационное исследование посвящено изучению «малой» прозы И.С. Соколова-Микитова с точки зрения ее проблематики и поэтики.

На протяжении многих десятилетий не ослабевает читательский интерес к рассказам, сказкам, повестям Ивана Сергеевича Соколова-Микитова (1892 – 1975). Однако изучение его творческого наследия пока еще не стало одним из приоритетных направлений отечественного литературоведения. С одной стороны, исследователи русской прозы XX века чаще отдают предпочтение писателям так называемого «первого ряда»: А.Н. Толстому, М.А. Булгакову, М.А. Шолохову и др. С другой стороны, авторов довольно многочисленных публикаций, посвященных писателю, эта неординарная личность в основном привлекает не столько с точки зрения литературного наследия, сколько в плане обширной деятельности И.С. Соколова-Микитова как моряка, журналиста, общественника. Ввиду этого собственно творчеству уделяется недостаточное внимание. Последние годы отмечены повышением внимания к И.С. Соколову-Микитову как художнику слова, что связано с юбилеями – 115-й и 120-й годовщиной со дня его рождения. Отдавая дань уважения заметной фигуре литературного прошлого, современные исследователи обнаруживают ее тесную связь с настоящим.

На данный момент не сложилось единого взгляда на периодизацию творчества И.С. Соколова-Микитова. Некоторые предпосылки для ее разработки созданы самим писателем в автобиографических материалах. Кроме того, биограф писателя В.А. Смирнов выделяет несколько относительно четких периодов в книге «Иван Соколов-Микитов. Очерк жизни и писательства». Первый период ограничивается исследователем 1922 годом и характеризуется становлением мастерства Соколова-Микитова и его жизненной позиции. Второй период – рассказы и очерки Соколова-Микитова 1920-х гг. о деревне, ее разъединении. К третьему периоду относится «освоение Соколовым-Микитовым земли советской» в 1930-1940-е гг. Последний творческий период традиционно носит название «карачаровский» и охватывает последние десятилетия жизни писателя с середины 1950-х гг.

В биографическом словаре «Русские писатели XX века» (2000) предлагается периодизация творческого пути Соколова-Микитова по жанровому признаку. В раннем творчестве преобладают рассказы, зрелый писатель обращается к очерку, впоследствии переключившись на мемуаристику и произведения для детей. В данном диссертационном исследовании также выделяется ученический период творчества Соколова-Микитова: пробой пера и первыми публикациями автора были сказки.

Творчество писателя – объект изучения разных направлений литературоведения. Однако в этом исследовательском разнообразии выделяются три основных направления, каждое из которых объединяет целую группу ученых.

Во-первых, необходимо отметить внимание к фигуре Соколова-Микитова с позиций литературного краеведения. За право называть его «своим» писателем в основном борются две области – Тверская и Смоленская. В возрасте трех лет Соколов-Микитов с семьей переехал в Смоленскую губернию, а семью годами позже был определен в Смоленское Александровское реальное училище, откуда впоследствии был исключен из пятого класса за повышенный интерес к революционной деятельности. На этом смоленский период жизни писателя кончается, однако позже он неоднократно возвращается на родину на страницах своих произведений, главным из которых стала автобиографическая повесть «Детство».

Времени, проведенному Соколовым-Микитовым на Смоленщине, и литературным результатам тех впечатлений посвящен ряд биобиблиографических и источниковедческих статей, в частности работы И.Т. Трофимова (1973), М.Н. Левитина (2004), содержащие большое количество ценных архивных материалов. Ярким примером «смоленской» точки зрения являются публикации В.М. Пескова, который ставит в один ряд И. Соколова-Микитова, А. Твардовского и М. Исаковского: «на смоленской земле выросли три больших писателя».

Другой основной претендент на право называть И.С. Соколова-Микитова «своим» писателем – Калининская (Тверская) область. Повидав весь мир, много путешествуя по России, писатель окончательно обосновался в селе Карачарово Конаковского района, где жил с лета 1952 г. и где создал большее количество своих произведений. В гостях у Соколова-Микитова бывали писатели А. Твардовский, В. Некрасов, К. Федин, В. Солоухин, многие художники, журналисты. Карачарово на несколько десятилетий стало одним из центров литературной жизни России.

Благодаря этому исследователи располагают значительным количеством мемуарных записей и воспоминаний о Соколове-Микитове, кроме того, существуют и литературоведческие статьи о Карачаровском периоде. Первая карачаровская публикация состоялась еще в 1956 г., когда подборку Соколова-Микитова в сборнике литературно-художественных произведений писателей Калининской области «Родной край» (под редакцией А. Парфенова) был предварен статьей К. Федина «Художник слова». В том же году вышла книга писателя-краеведа Н.П. Павлова «Русские писатели в нашем крае», содержащая главу «И.С. Соколов-Микитов». В 1968 г. Соколов-Микитов опубликовал свои «Карачаровские записи», а два десятилетия спустя в журнале «Новый мир» вышла публикация «Из карачаровских записей» с предисловием и комментариями Г. Горышина (1991). Существуют и современные работы на эту тему.

Второе направление изучения наследия И.С. Соколова-Микитова – анализ его литературных связей, как генетических, так и типологических. Исследователи так или иначе сопоставляют его творчество с произведениями других авторов, прежде всего XX века. Традиционно Соколова-Микитова ставят рядом с писателями-«природоведами» М.М. Пришвиным, К.Г. Паустовским, В.В. Бианки. Но постепенно литературный контекст, спектр литературных связей творчества Соколова-Микитова в литературоведческих штудиях расширяется. В 1983 г. Т.Я. Гринфельд отметила, что как художник слова Соколов-Микитов восходит к «ремизовской студии», общение с А.М. Ремизовым сыграло значительную роль в формировании литературных ориентиров Соколова-Микитова: его стиля, жанровых предпочтений. Биографическим и литературно-художественным пересечениям писателей посвящены исследования Т.В. Савченковой, Е.Н. Васильевой, которые приходят к выводу, что большое влияние на формирование молодого писателя оказали писатели-модернисты начала ХХ века.

Свидетельством другой «литературной» дружбы Соколова-Микитова – с А.Т. Твардовским – стала переписка писателя и поэта, которая легла в основу не только воспоминаний, но и исследований. В основном акцент в этих работах сделан на дружбе писателей и их связи со Смоленской землей. Сопоставление произведений двух авторов в аспекте тематики и проблематики, творческого метода, поэтики, стиля до сих пор не осуществлено.

Перспективными и важными представляются сопоставления Соколова-Микитова с Б.В. Шергиным, Н.А. Зворыкиным, И.А. Буниным, В.Я. Шишковым, М.М. Пришвиным, Г. Горышиным. Более общий взгляд представлен статьей С.А. Васильевой «Белые берега» Соколова-Микитова в контексте жанра литературного путешествия» (2007), где Соколов-Микитов ставится в один ряд с Н.М. Карамзиным, Д.И. Фонвизиным, И.А. Гончаровым, А.П. Чеховым.

Все же наиболее актуальным в рамках темы диссертационного исследования представляется собственно анализ творчества И.С. Соколова-Микитова. В последнее время предпринято большое количество попыток осмыслить его в целом. Современная точка зрения отражена в публикациях Т.В. Савченковой, А.П. Черникова, В.Ю. Котовой и др. Черников делает попытку охватить концептуальные особенности прозы Соколова-Микитова, при этом одним из первых доказывая связь ее с творчеством И.А. Бунина. В.Ю. Котова в диссертационном исследовании «Пейзажная миниатюра в русской прозе второй половины XX века: И.С. Соколов-Микитов, Ю.Н. Куранов, В.П. Астафьев, В.А. Бочарников, Ю.В. Бондарев, Б.Н. Сергуненков» (2001) исследует тематический диапазон в миниатюрах авторов, представленных в работе. Вычленяется образ «самостоятельной» природы в пейзажных миниатюрах Соколова-Микитова. Она автономна, не подчинена «человеческому» сюжету и «живет своей жизнью», которую автор может только наблюдать как очевидец.

Тема природы традиционно на первом плане в работах Е.В. Сальниковой, Ю.М. Никишова, И.П. Олеховой. Ученые рассматривают природную проблематику Соколова-Микитова как комплекс философских, эстетических, этических и экологических проблем. Тема патриотизма и народа освещена в статьях А. Жехова, Е.Н. Васильевой, Л.Н. Скаковской. Религиозные мотивы в прозе Соколова-Микитова охарактеризованы М.М. Дунаевым. Автор считает, что заповедь о любви к ближнему занимает у Соколова-Микитова первое место. В художественном творчестве это воплощается в «полноте сердца», с которой писатель подходит к любому предмету своего художнического интереса. Глава «Христианство и язычество в творчестве и мировоззрении И.С. Соколова-Микитова» – часть «Идеи христианской культуры в истории славянской письменности» Т.В. Савченковой (2001). Схож по тематике параграф «Нравственные уроки И.С. Соколова-Микитова» из учебного пособия Л.В. Сланевского «А я без Волги просто не могу…» (1995). Детская и педагогическая тематика освещается в исследованиях С.И. Королева, О.С. Карандашовой.

Художественным средствам и приемам, используемым И.С. Соколовым-Микитовым, посвящено меньшее количество материалов. Особенности стиля, художественного метода писателя в основном раскрываются в названных ранее обзорных работах, посвященных его творчеству в целом. В качестве примеров немногочисленных более специальных исследований можно привести работы А.В. Троицкой «Градационные отношения в прозе И.С. Соколова-Микитова» (1997), Е.В. Милюковой «Художественное мышление Соколова-Микитова в постмодернистской перспективе» (2007), В.А. Смирнова «Повести Соколова-Микитова (особенности стиля, сюжета и композиции)» (1983), И.Н. Малютенко «Ономастикон произведений И.С. Соколова-Микитова о деревне: на материале рассказов и повестей 1922-1929 гг.» (2008) и др.

Как видим, на сегодняшний день существует целый ряд исследований, затрагивающих вопросы проблематики и поэтики прозы И.С. Соколова-Микитова. Гораздо меньшее внимание уделяется жанровым аспектам его творчества.

Актуальность диссертационного исследования обусловлена недостаточной изученностью «малой» прозы Соколова-Микитова, отсутствием обобщающих выводов относительно тематики и проблематики его рассказов, сказок, очерков, разрозненностью представлений о поэтике «малой» прозы Соколова-Микитова в современном литературоведении.

Реферируемое исследование становится первой попыткой обобщить ранее накопленный опыт и осмыслить обойденные вниманием ученых вопросы. Научную новизну диссертационного исследования определяет его обобщающий характер, анализ «малой» прозы Соколова-Микитова в широком историко-литературном контексте.

Иван Сергеевич Соколов-Микитов относится к числу авторов, которые вели интенсивные жанровые поиски на протяжении всего своего творческого пути. Такая эстетическая установка привела к довольно значительному жанровому разнообразию в творчестве писателя. До сих пор не было проведено ни одного исследования творчества Соколова-Микитова, которое бы охватило эту тему целиком. Лишь частично вопросы жанра затронуты в работах В.А. Смирнова, Т.В. Савченковой, В.Ю. Котовой, С.А. Васильевой и др.

Актуальность историко-генетического и историко-типологического подходов к проблеме жанра в творчестве Соколова-Микитова обусловлена особенностями эпохи, в которую писателю довелось жить и творить. На рубеже XIX – XX веков в отечественном литературном процессе произошла перестройка жанровой системы, приведшая к расцвету малых жанров в первые десятилетия новой эпохи.

Малые жанры в творчестве И.С. Соколова-Микитова представлены лирическими и эпическими произведениями различной тематики для взрослого и детского чтения. Программными жанрами в основном являются рассказы, сказки и очерки, однако отдельный интерес для литературоведения представляют также синтетические жанры и сверхмалые формы в творческом наследии прозаика.

Объектом исследования является совокупность произведений в жанре рассказа, очерка, сказки, былицы, принятая в диссертационном исследовании как «малая» проза в творчестве писателя.

Предмет исследования – особенности проблематики и поэтики этих произведений.

Цель работы – выявить особенности проблематики и поэтики «малой» прозы И.С. Соколова-Микитова.

Поставленная цель предполагает решение следующих задач :

– проанализировать особенности осмысления И.С. Соколовым-Микитовым русской истории и современной ему российской действительности в рассказах и очерках 1910-1930-х гг.;

– охарактеризовать способы художественного воплощения проблем войны и мира, революционных изменений, соотношения русского и инонационального мира в малой прозе И.С. Соколова-Микитова, раскрыть своеобразие историзма его художественного мышления в 1910-1930-е гг.;

– рассмотреть концепцию человека и природы и тесно связанную с ней концепцию русского национального характера в «малой» прозе И.С. Соколова-Микитова 1930-1970-х годов;

– выявить принципы и приемы поэтики, использованные в путевых очерках, охотничьих рассказах И.С. Соколова-Микитова и в его произведениях для детей;

– изучить литературно-эстетическую и нравственно-философскую проблематику «малой» прозы И.С. Соколова-Микитова, сделав акцент на литературных взглядах писателя, роли литературных традиций в его творчестве;

– определить место и значение русского фольклора и «деревенской прозы» в творческом сознании И.С. Соколова-Микитова, в системе его эстетических и художественных исканий;

– раскрыть сущность педагогических воззрений И.С. Соколова-Микитова и его представлений о мире детства, соотнести его произведения о детях и для детей, созданные в жанрах «малой» прозы, с творчеством писателя в целом.

В основу методики исследования положены принципы целостного системного анализа идейно-художественной структуры произведений в сочетании с историко-генетическим, сравнительно-типологическим и историко-функциональным методами литературоведения. Методологическую базу исследования составили труды ведущих отечественных литературоведов - М.М. Бахтина, В.В. Кожинова, Г.Н. Поспелова, А.А. Потебни, Н.Д. Тамарченко, Б.В. Томашевского, В.Е. Хализева, В.Б. Шкловского и др. Теоретической основой диссертации стали также работы исследователей истории русской литературы XX века – А.И. Ванюкова, М.М. Голубкова, Л.П. Егоровой, Н.Ю. Желтовой, В.В. Компанейца, С.И. Кормилова, Л.В. Поляковой, В.А. Редькина; труды, посвященные изучению традиций древнерусской литературы и фольклора в русской литературе Нового времени, – Д.С. Лихачева, Е.В. Николаевой, С.Ю. Николаевой, Л.Н. Скаковской; работы по поэтике Ю.Н. Тынянова, Р. Якобсона, Б.М. Эйхенбаума, Ю.В. Манна, Ю.М. Лотмана; труды исследователей творчества И.С. Соколова-Микитова – Е.Н. Васильевой, С.А. Васильевой, В.Ю. Котовой, В.А. Смирнова, И.П. Олеховой и др.

Основные понятия используются в диссертационном исследовании в соответствии с традиционными литературоведческими концепциями. Исходя из выбора объекта и предмета исследования, проблематика здесь – совокупность вопросов, которые исследуются И.С. Соколовым-Микитовым в произведениях на разные темы. Поэтика понимается в широком смысле как система художественных форм и принципов, основных стилистических особенностей, присущих творчеству И.С. Соколова-Микитова.

Тексты Соколова-Микитова в большинстве случаев цитируются по изданию, которое является наиболее полным на сегодняшний день: Соколов-Микитов И.С. Собрание сочинений в четырех томах (Л.: Художественная литература, 1987).

Теоретическая значимость исследования заключается в системном анализе «малой» прозы И.С Соколова-Микитова; в обобщении и уточнении особенностей проблематики и поэтики его рассказов, сказок и очерков.

Практическое значение работы: результаты исследования могут быть использованы для дальнейшего углубленного изучения творчества И.С. Соколова-Микитова, а также могут быть востребованы в практике вузовского и школьного образования при изучении истории русской литературы XX века.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. «Малая» проза (рассказы, очерки, сказки и др.) стала основой жанровой системы в творчестве И.С. Соколова-Микитова. Именно в малых жанрах писатель достиг наибольших творческих результатов, сделал самые значимые наблюдения над современной ему действительностью, выработал наиболее яркие художественные приемы.

2. Современная И.С. Соколову-Микитову действительность в начальный период творчества воплощена в военных рассказах писателя 1910-х гг. В «Записках военного корреспондента» глубоко раскрыта проблематика войны и мира, которая не сводится к вопросам патриотизма и пацифизма, а включает ряд частных проблем.

3. В «малой» прозе И.С. Соколова-Микитова 1920-х гг. осмысляются события, свидетелем и участником которых он стал, при этом основное внимание уделяется изменениям в народном быте и судьбе русской деревни. Рассказы и очерки этого периода автобиографичны и автопсихологичны.

4. Писателю присущ историзм художественного мышления, который выражается не в обращении к событиям прошлого, не в исторических сюжетах и мотивах, а в стремлении увидеть глубинный исторический смысл в текущих событиях современности. Художественный историзм И.С. Соколова-Микитова воплощается на уровне подтекста, деталей, аллюзий и типологически близок историзму творчества А.П. Чехова и В.Я. Шишкова – автора «Ржаной Руси».

5. Плодотворным для писателя оказался жанр путевого очерка. В рассказах 1920-1930 гг., воссоздающих многочисленные путешествия И.С. Соколова-Микитова, отразился «взгляд со стороны» на российскую действительность. Писатель сумел показать новую, меняющуюся Россию в соотнесении с иными странами и культурами.

6. Период творческой зрелости писателя (1930-1970-е гг.) совпал со сложным периодом в истории нашей страны. Ведущей темой творчества И.С. Соколова-Микитова стала тема «человек и природа». Дистанцируясь от политики, писатель углубился в изучение русского национального характера и при этом использовал жанры путевых очерков и охотничьих рассказов, жанры детской литературы.

7. «Малая» проза И.С. Соколова-Микитова содержит концепцию природы, которая заключается в утверждении многообразия отношений человека и природы. Человек относится к матери-земле с любовью, при этом преобразуя ее по мере развития цивилизации. В своих рассказах и сказках для детей Соколов-Микитов учит читателей бережному отношению к природе и в интересной для ребенка форме преподносит обширные знания.

8. Путешествуя по России в 1930-1960 гг., И.С. Соколов-Микитов представил в своих произведениях галерею персонажей, которая отображает авторскую концепцию русского национального характера. Русский человек и в советский период предстает у Соколова-Микитова неутомимым тружеником, самоотверженным исследователем и первооткрывателем нового, носителем веры в справедливость, добро и правду.

9. В «малой» прозе И.С. Соколова-Микитова нашли отражение его литературно-эстетические, нравственно-философские, педагогические взгляды. Соколов-Микитов вращался в литературных кругах и выступил в своих произведениях как тонкий критик. Произведения Соколова-Микитова, написанные для детей, эталонны с точки зрения стиля, русского литературного языка. Однако репутация Соколова-Микитова как «детского писателя» нуждается в корректировке. Скорее он может быть назван писателем-философом и лириком.

10. На творчество И.С. Соколова-Микитова повлияла классическая отечественная литература XIX века (И.С. Тургенев, Л.Н. Толстой, А.П. Чехов), литература рубежа XIX-XX веков (И.А. Бунин, А.М. Ремизов), а также древнерусская и фольклорная традиции. Рассказы Соколова-Микитова о деревне во многом предвосхитили традицию «деревенской прозы» второй половины XX века.

11. Главными особенностями «малой» прозы И.С. Соколова-Микитова стали лаконичность, поэтика психологизма, синэстетическое мышление, элементы фольклора, лирическое начало, реалистическая деталь.

Апробация результатов исследования проходила на региональных, всероссийских и международных научных конференциях: «Интердисциплинарные исследования в науке: опыт неклассической рациональности» (Тверь, 2010), «Научно-методические проблемы развития социально-гуманитарных и естественнонаучных дисциплин» (Тверь, 2010), «Актуальные проблемы развития гуманитарно-экономического и естественнонаучного знания» (Тверь, 2011), «Современные формы культурной коммуникации: вызов информационного общества» (Тверь, 2011), «Баталистика в русской литературе» (Тверь, 2011 – 2013), «Творчество И.С. Соколова-Микитова в контексте русской литературы. К 120-летию со дня рождения писателя» (Тверь, 2012), «Исаковские чтения: древнерусское наследие и современность» (Тверь, 2012, 2013, 2014), «VIII Чеховские чтения в Твери» (Тверь, 2013), «Мысленное древо Льва Гумилева» (Тверь, 2012), «Художественное образование в пространстве современной культуры» (Словакия, г. Бойнице, 2013), а также на ежегодных научных конференциях студентов и аспирантов филологического факультета Тверского государственного университета. Результаты исследования нашли отражение в соответствующих публикациях.

Структура работы соответствует цели и поставленным задачам. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы. Внутри глав предусмотрено деление на параграфы.

«Я сам был Россия»: историзм художественного мышления И.С. Соколова-Микитова в рассказах 1920-х годов

Невозможно рассматривать литературное произведение отдельно от истории страны и истории литератур. Историческая интерпретация произведения – это не только анализ истории и биографий, с ним связанных. Каждый памятник литературы – это исторический факт, часть истории литературы и биографии писателя. Д.С. Лихачев утверждал1, что обращение к биографии и истории необходимо не только для объяснения текста, но и для его понимания. Это справедливо по отношению к современной литературе ввиду динамичности культурных, исторических, научных процессов XX – XXI веков.

Читатель воспринимает, понимает текст произведения в исторической перспективе. Анализируя произведения И.С. Соколова-Микитова, мы соединяем современное мышление, наше историческое сознание с историческим сознанием автора. Кроме того, картина достраивается различными интерпретациями текста в различную эпоху. Историзм эстетического восприятия - оборотная сторона реализма в творчестве. Анализируя творчество разных авторов, исследователи видят историзм в выборе писателем истории как предмета изображения, в историософских размышлениях о путях развития человечества, в изображении социальной обусловленности человеческих характеров и взаимоотношений и т.д. Мы разделяем точку зрения, которая призывает не ограничивать понятие историзма творчества историческими сюжетами в произведениях. Б.В. Томашевским было концептуально обозначено само понятие «художественного историзма» как «определенного творческого качества, которое не следует смешивать ни с объективным фактом обращения к исторической теме, ни с интересом к прошлому. «Историзм предполагает понимание исторической изменяемости действительности, поступательного хода развития общественного уклада, причиной обусловленности в смене общественных форм»1. И.С. Соколов-Микитов с сожалением констатировал, что его видят несколько однобоко. В самом деле, чаще всего исследования его творчества склоняются либо в сторону «певца природы», либо в сторону «детского писателя». Что же касается проблемы историзма в его творчестве, не находя явных исторических сюжетов в произведениях автора, исследователи провозглашают его «отрицающим историю», существующем только в настоящем2. С этим тезисом невозможно полностью согласиться. Во-первых, историзм в широком смысле присущ многим произведениям И.С. Соколова-Микитова независимо от того, изображают они современные автору события или прошлое. Время в них «открытое»: оно включено в более широкий поток времени, развивающийся на фоне точно определенной исторической эпохи. Это рассказы о Первой мировой войне, участником событий которой он являлся, коллективизации, раскулачивании, многочисленные литературные путешествия и другие биографические тексты. Ряд фактов творческой биографии писателя свидетельствуют о том, что им предпринимались попытки создания произведений на исторические сюжеты. Например, в составленной журналом «Новая русская книга» хронике литературной жизни за 1922 год указывалось, что беллетрист Соколов-Микитов «пишет рассказы из времен царевича Алексея «Кабачок Мартышка»3. Однако, отказавшись изображения прошлого, писатель двигался в сторону изображения тех событий, свидетелем которых он непосредственно являлся. Во-вторых, в произведениях различных жанров и тематики существует некая общая картина прошлого, обусловленная историческим сознанием автора. Его, несомненно, волнует прошлое и будущее страны, конкретных людей, народа. Говоря об историзме А.С. Пушкина, Б.В. Томашевский пришел к выводу, что это творческое качество свойственно художнику не сразу. Оно появляется, лишь когда приходит «понимание исторической изменяемости действительности, поступательного хода развития общественного уклада, причинной обусловленности, смене общественных форм»1. Это понимание прослеживается в творчестве И.С. Соколова-Микитова уже в 1920-е годы. В контексте исторической обусловленности изображаемой действительности и историзма творческого метода Соколова-Микитова следует рассмотреть цикл «На теплой земле», основанный на детских воспоминаниях писателя, впечатлениях о встрече с родными местами после странствий, а также дополненный взглядом в прошлое в 1950-е годы. Большая часть вошедших в его окончательную редакцию рассказов создана в середине 1920-х годов. Хронологически первым стал рассказ для детей старшего возраста «Фурсик» (1922 г.), опубликованный при содействии А.Н. Толстого в авторском сборнике «Об Афоне, о море, о Фурсике и о прочем», вышедшем в Париже. В центре сюжета конь, через призму ощущений которого показана деревенская жизнь. Печать времени отложилась на самой судьбе Фурсика, его переход от хозяина к хозяину, смена вида деятельности сопровождаются характерными маркерами: «незадолго перед войною», «как-то по лету – уже шла война» (1; 317) и т.п. Тыловой быт постепенно становится все тяжелее, свидетельством всеобщего урона от войны становится смертельная болезнь, которой Фурсик заражается от пришедших с фронта «больных лошадей, едва державшихся на ногах» (1; 317). Этот рассказ является одним из многочисленных детских произведений того периода. В Берлине и Париже выходят книги «Кузовок», «Сметана» и др., адресованные детям младшего школьного возраста. Предполагаемый читатель «Фурсика» старше, что предполагает большую эмоциональную нагрузку, больший реализм.

В 1925 году в журнале «Красная новь» впервые увидел свет рассказ «Пыль», который затем был опубликован в виде отдельного книжного издания. Публикация была почти не отмечена критикой, хотя, по мнению М. Смирнова, рассказ можно считать одним из лучших в те годы (1; 503). Объективность, погруженность в историческую ситуацию автора отметил впоследствии и Н. Рыленков: «Так написать мог только человек, очень хорошо знающий послереволюционную деревню»1. Историческое сознание автора в полной мере проявилось в самой концепции рассказа, стремлении показать изменения в жизни новой, послереволюционной деревни. Основная тема – судьба различных представителей русского народа, в многообразии его прослоек, в непростые первые десятилетия XX века.

«Морские путешествия»: взгляд на Россию со стороны в рассказах и очерках 1920-1930-х годов

Начало 1920-х годов в биографии И.С. Соколова-Микитова было ознаменовано характерной приметой времени. Матрос океанского парохода «Омск» Соколов-Микитов ввиду нерегламентированных действий начальства попадает в полицию, будучи в Англии. Затем, спасаясь, Соколов-Микитов поселился в Берлине в 1921 г. Так произведения, созданные в эти годы, подпадают под определение эмигрантского творчества писателя, с той оговоркой, что его эмиграция никогда не была добровольной.

Наиболее интересным представляется творческое переосмысление жизни русского эмигранта в Европе, вращение в определенных литературных кругах и творческое наследие последующих десятилетий, содержащее условный взгляд на родину со стороны, так как это уникальный опыт для писателя, который традиционно утверждал свою связь с Россией. В рассказе 1965 г. «Свидание с детством» (в первой редакции «Свидание») Соколов-Микитов напишет: «Я не замечал этой среды, России, как рыба не замечает воды, в которой живет» (1; 335). Чувствуя себя частью России, писатель не ставит своей целью показать ее в объективном освещении, чужими глазами. Поэтому под взглядом на Россию со стороны подразумеваем в первую очередь субъективное видение, оценку автора.

Прежде всего, необходимо отметить четкую оценку произошедших событий, которая не могла не повлиять на характер публикуемых в рассматриваемый период произведений. Н. Рыленков так характеризовал этот период в творчестве Соколова-Микитова: «Пережитая на чужбине нестерпимая тоска по родине обострила у молодого писателя его внутреннее зрение, заставила по-иному увидеть и почувствовать красоту родной земли»1. По возвращении домой Соколов-Микитов пишет А.Н. Толстому: «Даю Вам честное слово, что теперь я счастлив» (4; 283). Показательно, что это письмо было опубликовано в литературном приложении к газете «Накануне» (Берлин). Читатель в эмиграции узнает, что родную обстановку автор считает в целом более плодотворной для своего здоровья и образа жизни, а также творческой активности: «Все же за полторы недели сделал больше, чем за два месяца в Берлине» (4; 283). Дается сжатая оценка ситуации в России («страшное позади, впереди – здоровье»), ценная тем, что субъект, воспринимающий текущую российскую действительность, на определенное время абстрагировался от привычной среды. Писатель однозначно отделяет себя от русской эмиграции: «Отсюда смешны ваши берлинские раздоры» (4; 283).

Взгляд со стороны – это в определенной степени взгляд на так называемый «тот берег». Соколов-Микитов, подводя итоги последних событий, констатирует, что революция «рассекла Россию на две России», однако это уже не деление на «пролетариев» и «буржуев», а противопоставление умной, дерзкой и смелой молодежи «прежним деревенским соплякам» (4; 283). Это разделение будет неоднократно переосмыслено, но повлияет на систему персонажей во многих произведениях. С 1922 по 1931 год в свет вышли повести «Детство», «Елень», «Чижикова лавра» и циклы рассказов «На теплой земле» и «На речке Невестнице», многие из которых впоследствии перерабатывались. Состав циклов периодически изменялся вплоть до 1950-1960 годов. Тем не менее, изначально выбранные художественные средства в целом иллюстрирует взгляды писателя, сформированные событиями 1920-х годов. С «того берега» на повествователя смотрят жители новых домов и бойкая девка в деревне Алмазовке («Пыль»), «бойкий на язык мещанин Рукосуй» («Сын») и другие персонажи. Неслучайно основой сюжета в этих рассказах становится возвращение героя в деревню после долгого отсутствия по тем или иным причинам. Такое построение предполагает необходимую автору уникальную ситуацию, в которой можно посмотреть на привычные вещи чужими глазами. Аналогично возвращению матроса Соколова-Микитова на родной берег, герой рассказа «Сын» (1928 г.) Борис, спустя несколько лет скитаний, «нежданно-негаданно» возвращается в глухую смоленскую деревню, где когда-то оставил жену и детей. Россия сегодняшняя закономерно воспринимается им через сравнение с тем, что оставлял здесь герой неопределенное время назад, «в тяжелые прошлые времена» (1; 266). Наступившие перемены характеризуются в отрывке: «За время скитаний Бориса многое переменилось на деревне…» (1; 277). Автор проводит параллель между новой, нескладной застройкой улиц и по-новому шумной залихватской молодежью. Традиции здесь все еще чтят: соблюдают пост, подают нищим, собираются на совет. Таким образом, в рассказах середины 1920-х годов отражены впечатления Соколова-Микитова от родных мест, в которые удалось ненадолго вернуться. Взгляд на родину со стороны, возможность абстрагироваться от привычной действительности подтолкнули Соколова-Микитова к самостоятельным размышлениям на тему судьбы России, ее места в мире и в историческом развитии. В начале XX века продолжалась философская дискуссия, начатая западниками и славянофилами. Спор о самобытности России и ее исторического пути, в частности, был связан с еще довольно значительным влиянием идей В. Соловьева. (Немало видных философов, писателей, художников, религиозных деятелей объединилось в 1905 г. в «Общество памяти Вл. Соловьева», которое просуществовало до 1918 г.). Самобытность «русского пути» на тот момент не вызывала принципиальных разногласий, но выражалась у каждого автора по-своему. Судьба России, ее путь понемногу и незаметно осмысляется И.С. Соколовым-Микитовым на протяжении всей жизни, и итог этим размышлениям подводится ненавязчиво, в его особой манере: «Когда рассказываю о жизни и судьбе мальчика с открытою светловолосою головою, образ этот сливается с представлением о моей родине…» (1; 224). «Русский путь» Соколова-Микитова можно осмыслить через все его автобиографичное творчество, ведь светловолосый мальчик и есть сам автор. А судьба его нам известна – после долгих лет скитаний, путешествий, постоянного стремления вперед, к неизведанному он возвращается домой, в русскую деревню. Этим подтверждается свою приверженность этому пути, согласие с ним.

Осмысляющие русскую идею в XX веке уже не спорили о том, идет ли Россия именно по своему, «русскому пути» или ее судьба - лишь повторять исторический путь, пройденный или недавно избранный другими народами. Путь России был признан особенным, уникальным. Маловероятным казалось простое перенесение на русскую почву западного или восточного опыта. С другой стороны, очевидно было, что Россия не может не взаимодействовать с другими странами, не быть включенной в общее развитие европейских и азиатских стран, в мировую цивилизацию.

Концепция природы в охотничьих рассказах И.С. Соколова-Микитова 1940-1970-х годов

По выражению самого И.С. Соколова-Микитова, любовь к природе и лирический склад души он заимствовал от своего отца – человека из народа, заядлого охотника (4; 131). Именно последним фактом был обусловлен характер знакомства и общения будущего писателя с родной землей. На протяжении всей жизни Соколова-Микитова и его творческой эволюции сформировался уникальный стиль общения с природой: зная о ней все, умея взять то, что полагается ему по праву принадлежности к людям, писатель всегда подчеркивает сыновье к ней отношение и характерную для человека из народа любовь.

В работе А. Горелова «Правдивое искусство» анализируется концепция природы Соколова-Микитова на примере автобиографических рассказов и других произведений. В отличие от других компаративных исследований, в которых в основном проводится аналогия Соколова-Микитова с В.В. Бианки, К.Г. Паустовским, М.М. Пришвиным, здесь предлагается противопоставление с концепцией Ф.М. Достоевского, выраженной в виде «душевного самообнажения героя»1. Князь Мышкин в одном из эпизодов романа «Идиот» остро ощущает себя чужим для природы и мира вообще: «Ему вспомнилось теперь, как простирал он руки свои в эту светлую, бесконечную синеву и плакал. Мучило его то, что всему этому он совсем чужой. Что же это за пир, что ж это за всегдашний великий праздник, которому нет конца и к которому тянет его давно, всегда, с самого детства, и к которому он никак не может пристать»2. А. Горелов сопоставляет монолог Мышкина с монологом рассказчика из произведения «На теплой земле»: «Помню, один бродил я в лесу среди па хучей листвы, пропускавшей золотые лучи летнего солнца. Счастье хлынуло мне в душу. Это был поток счастья, великой радости. Слезы душили меня. Я упал на землю и обнял ее, припал к ней грудью, лицом. Я поливал ее слезами, чувствовал ее запах - сырой, прохладный, давно знакомый мне материнский родной запах земли...» Первый случай характеризуется как трагическое миросозерцание, второй – как мажорное мироощущение, свойственное людям из народа. Тем не менее, подчеркивается, что Соколов-Микитов не вступает в полемику с Достоевским, а лишь выражает свое видение одного из основных вопросов русской литературы.

На примере этого текста А.Н. Акимова трактует образ матери-земли как свидетельство того, что «политическое, социальное, наконец, духовное и мистериальное, чувство родственной к ней близости не угасло в русском че-ловеке»1. В самом деле, мифологическое сознание человека прошлого отражается в текстах Соколова-Микитова через приметы народной культуры, фольклор, суеверия и т.п.

Обратимся к еще одному примеру – рассказу «Глушаки», написанному в конце 1920-х годов, но окончательной авторской редакции подверженному в 1948 году. Мотив природы-матери появляется уже на раннем этапе творчества и выражается приемом олицетворения: «В поле были места, где теплым дыханием дышала земля и охотников обдавало теплом, как из раскрывшейся пазухи». Олицетворению подвергается и образ весны: «Вернулась весна в апреле – хмельная, в зипунке нараспашку, прошлась по лугам…» (1; 364).

Обратимся к тексту рассказа «На теплой земле»: любознательность, стремление вобрать всю доступную информацию об окружающей природе через органы чувств является движущей силой для всех поступков героя, при этом отмечается, что страх смерти в его сознании еще не сформировался. Юный герой не воспринимает как нечто плохое вырубку леса, несмотря на то, что природные образы уже «ожили» в его видении: «Спокойно смотрел я на падавшие под топорами стволы кудрявых, веселых деревьев» (1; 223). И далее: «Отец рано стал брать меня на охоту. После выстрела с любопытством брал я в руки еще трепетавших, судорожно бившихся птиц. Детскому возрас-91 ту несвойственны мысли о кратковременности и бренности нашей жизни» (1; 223). Таким образом, в основе своеобразия охотничьей проблематики лежит факт раннего приобщения будущего писателя к этой деятельности, в результате чего два противоречивых мировоззрения развивались параллельно. Характерный сюжет – рассказ в рассказе, герои всегда повествуют – отражение автора и его отца.

Специфическое сочетание иллюстрируется необычным эпитетом применительно к чувству любви к природе: «Отец любил лес особенной, бодрой любовью охотника» (1; 224). Неслучайно в этом же абзаце любовь будущего писателя к отцу характеризуется как беззаветная и горячая. Весь блок охотничьих рассказов своей эстетикой проводит параллель между сыновьей любовью и чувством причастности, горячей привязанности к природе.

С ранним приобщением к природе и охоте М. Смирнов связывает стиль охотничьих рассказов Соколова-Микитова: «Природа и охота не случайно занимают большое место в творчестве писателя. Еще мальчиком любил он бродить с ружьем по лесным угодьям Смоленщины, прислушиваться к таинственным шорохам леса, разбираться в запутанных следах лесных обитателей. Скупо, с присущим ему лаконизмом умеет он передать прелесть пробуждающегося весеннего леса, с доброй улыбкой бывалого следопыта рассказать о проделках хитрого зайчишки или повадках своей охотничьей собаки»1. Ключевые характеристики стиля этого блока – миролюбивый тон человека с ружьем и лаконизм, емкость штриха.

Русский фольклор и «деревенская проза» в творческом сознании И.С. Соколова-Микитова

Художественный мир России с его самобытным, духовным искусством народной поэзии и прозы закономерно вызывает интерес литературы. Писатели обращаются к художественному осмыслению народной морально-нравственной и поэтической культуры, эстетической сущности и поэтики народного творчества, а также фольклору как целостному восприятию окружающего мира и жизни народом. В литературе второй половины XIX века, а затем и в литературном процессе XX века этот интерес проявлялся в двух плоскостях: в появлении этнографических работ, собирании и литературной обработке фольклора с одной стороны и в крестьянской теме в реалистических произведениях русских прозаиков – с другой.

За несколько десятилетий до появления рассказов и очерков И.С. Соколова-Микитова литература сосредоточилась на крестьянском бытописании, внутреннем мире и национальном характере русского народа. С этой точки зрения творческое наследие писателя восходит к «Запискам охотника» И.С. Тургенева, к «Очеркам из крестьянского быта» А.Ф. Писемского, к рассказам П.И. Мельникова-Печерского, Н.С. Лескова, раннего Л.Н. Толстого и др. и русскому реализму второй половины XIX века в целом. Однако специфика творческого наследия И.С. Соколова-Микитова видится в первую очередь в том, что, избирая русский народ объектом своего творческого осмысления, он не отражает «взгляд со стороны». Напротив, все реалии, фиксируемые автором, вышедшим непосредственно из крестьянской среды, являются, по сути, актом самопознания. Это соответствует ключевому критерию так называемой «деревенской прозы», зародившейся в середине XX века. В литературоведческом словаре П.А. Николаева главным источником терминологической характеристики деревенской прозы называется «взгляд на объективный мир и на все текущие события с деревенской, крестьянской точки зрения, как чаще всего принято говорить, «изнутри»1. В рассказе «Свидание с детством» (1965 г.) писатель так характеризует свое происхождение: «Все, что окружало меня, было наполнено особенным, русским, простым, добрым духом. Из хлебосольного, богатого словом и песнями мира явилась моя мать – русская редкая женщина…» (1; 336). Русский человек, человек из народа отождествляется в сознании Соколова-Микитова с понятием доброты и простоты. Но не только крестьянское происхождение роднит Соколова-Микитова с писателями-деревенщиками. Рассказы и очерки 1920 – 1970 гг. предвосхищают деревенскую прозу в мировоззренческом и эстетическом аспектах. Возникновение и формирование деревенской прозы как значительного литературного феномена 1960-1990-х гг. было обусловлено социально-историческими процессами, которые начались еще в 1920-1930-х гг. Соколов-Микитов стал свидетелем таких событий как раскулачивание, массовая коллективизация. В своем творчестве он осмыслял последствия необратимых изменений, коснувшихся русской деревни. А. Толстой в докладе «Достижения в литературе с октября 17 г. по октябрь 25 г.» причисляет Соколова-Микитова к выдающимся авторам литературы о деревне: «Лучше обстоит дело с деревенской литературой. Там есть такие мастера, как Пришвин, Шишков, Чапыгин, Соколов-Микитов. Очертания быта рельефнее и проще, чем в городе; заметнее контрасты и границы между новым и старым бытом; язык богаче, и нет оторванности между предметом и его словом»2. Соколов-Микитов стал одним из писателей, проложивших дорогу деревенской прозе середины века. В центре его внимания перерождение традиционного быта русской деревни и постепенное исчезновение крестьянства. В своей «малой» прозе Соколов-Микитов сохраняет важнейшие черты народного миросозерцания. Вслед за авторами литературы о деревне первой трети XX века писатели-деревенщики транслируют в своих произведениях народную культуру. Фольклор выступает как культурная основа всех текстов Соколова-Микитова. Воспитанный на русском народном творчестве, писатель не мог не использовать народную лексику, фольклорные сюжеты и мотивы. В раннем творчестве от массива военных рассказов отстоит произведение «Жуть» (1919 г.) – прежде всего по своим стилистическим характеристикам. С помощью узнаваемых фольклорных образов (беса, черта, нечистой силы вообще) и эмоционально окрашенной лексики создается мрачная атмосфера. Описание погоды восходит к мифологическому сознанию – невидимые силы природы олицетворяются и наделяются зловещими свойствами: «Крутит, сыплет, свистит – бесы свадьбу правят» и далее: «…вдогонку воет несносная, сыплет, задувает под колено. Чертова погода» (4; 15). Тяжелая судьба героев рассказа - маленьких мальчиков – перекликается в сознании автора с народными сказками: «Какие сказки рассказывает им эта жуть? А жутче и самой жуткой сказки их своя жизнь» (4; 17). Проводя эту параллель, автор заключает реалистический сюжет в мрачные околомифологические рамки: «Когда это рассказывает маленький Коля, мне казалось, раскрывается черное остылое сердце земли – матери человеческого страдания, стыда и ужаса» (4; 18).

В рассказе «Дударь» (1929 г.), содержащем частотный в творчестве Соколова-Микитова сюжет встречи старого и нового миров, действие происходит в «глухом краю». Помимо описания реалий этого места, особая атмосфера создается с помощью вплетения повествование узнаваемых фольклорных образов: вскользь упоминается Михайло Топтыгин, Соловей-разбойник, речь центрального персонажа деда-дударя характеризуется как «старинная скоморошья скороговорка» (1; 301). Рассказчик упоминает свое пристрастие к старинной народной песне. «Природный дар, талант, живущий в русском простом человеке», является атрибутом людей прошлого, представителей уходящего поколения. В рассказе «На перекате» из цикла «На речке Невестнице» приводится этнографическое описание населения той географической точки, где река Невестница впадает в Оку. Оформлено оно в виде отступления от основной сюжетной линии: «Я слушаю его и думаю о тех, не так уж и отдаленных временах, когда стояли по нашей реке большие, темные леса…» (1; 387). Автор приводит сведения о том, что на этом месте проходит граница между «Россией Великой» и «Россией Белой», то есть этнографическая граница между Россией и Белоруссией. Дается речевая характеристика местных жителей: «наполовину белорусов, наполовину великороссов, говоривших вместо «ву» - «у», вместо «чего» - «чаво»…» и т. д.

В позднем творчестве даются более обобщенные речевые характеристики героев. Одна из зарисовок рассказа «Свидание с детством» посвящена «чернобородым мужикам-землекопам» из деревни Бурматово. Обобщенный образ героя, жителя этой деревни, выстраивается по следующим признакам: «бурмакинцы-грабари были востры на язык, солоно и круто ругались, пели непристойные песни» (1; 339). С другой стороны, в целом ряде произведений Соколова-Микитова фольклор занимает центральное место, в противовес рассмотренному выше фоновому присутствию в текстах. Рассмотрим два варианта этой ситуации: во-первых, писатель использует фольклорные сюжеты как основу некоторых рассказов. В рассказе «Деревенский черт» (1926 г.) литературной основой является традиционный сюжет явления простому человеку нечистой силы -«черт с рогами, все как есть, и хвостюга предлинный» (1; 391) посещает бабку в ночное время и инструктирует ее о действиях, которые она должна предпринять днем. Однако под маской черта скрывается живой человек, преследующий корыстные интересы. Отдельно следует отметить, что этим человеком оказывается дьякон. Это одновременно приближает сюжет к фольклорным антиклерикальным сказкам и некоторым образцам соцреализма, особенно вкупе с первым названием рассказа – «Советский черт». Во-вторых, широко представлена тенденция, когда произведения народного искусства становятся предметом изображения. Множество фольклорных жанров представлено в произведениях Соколова-Микитова о деревенском быте. В частности, писателем используется внутрилитературный синтез. Соколов-Микитов значительное внимание уделяет эмоциональному, эстетическому воздействию произведений народного искусства на человека. В рассказе «На теплой земле», построенном на воспоминаниях о детстве писателя, он посвящает отдельную зарисовку русской сказке о сестрице Аленушке и братце Иванушке. Читатель узнает расхожий сюжет о разлуке потерявшихся детей, однако вместо содержания произведения акцент ставится на восприятие устного народного творчества реципиентом: «ритм и печаль сказки поражают меня», «я плакал горючими слезами» и т.д. Отдельно автор подчеркивает, что причиной тому не нежный возраст слушателя, а свойственное человеку из народа мировосприятие: «В древней народной сказке -такая печаль, обреченность судьбе, что замирает от жалости сердце» и далее: «Даже теперь, седого, насквозь просмоленного жизнью человека, до слез волнуют меня отдаленнейшие воспоминания, возвращающие меня к таинственным истокам моей судьбы» (1; 220).

© Соколов-Микитов И. С., наследники, 1954
© Жехова К., предисловие, 1988
© Бастрыкин В., иллюстрации, 1988
© Оформление серии. Издательство «Детская литература», 2005

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

И. С. СОКОЛОВ-МИКИТОВ

Шестьдесят лет активной творческой деятельности в бурном XX столетии, полном стольких событий и потрясений, – таков итог жизни замечательного советского писателя Ивана Сергеевича Соколова-Микитова.
Детство его прошло на Смоленщине, с ее милой, истинно русской природой. В те времена в деревне еще сохранялся старинный быт и уклад. Первыми впечатлениями мальчика были праздничные гулянья, деревенские ярмарки. Именно тогда сросся он с родной землей, с ее бессмертной красотой.
Когда Ване исполнилось десять лет, его отдали в реальное училище. К сожалению, это заведение отличалось казенщиной, и учение шло плохо. Весной запахи пробудившейся зелени неудержимо влекли мальчика за Днепр, на его берега, покрывавшиеся нежной дымкой распустившейся листвы.
Из пятого класса училища Соколов-Микитов был исключен «по подозрению в принадлежности к ученическим революционным организациям». Поступить с «волчьим билетом» куда-либо было невозможно. Единственным учебным заведением, где не требовалось свидетельства о благонадежности, оказались петербургские частные сельскохозяйственные курсы, куда через год он смог попасть, хотя, как признавался писатель, большого влечения к сельскому хозяйству он не испытывал, как, впрочем, и не испытывал он никогда влечения к оседлости, собственности, домоседству…
Скучные курсовые занятия вскоре оказались не по душе Соколову-Микитову – человеку с беспокойным, неусидчивым характером. Устроившись в Ревеле (ныне Таллин) на пароход торгового флота, он в течение нескольких лет скитался по белу свету. Видел многие города и страны, побывал в европейских, азиатских и африканских портах, близко сошелся с трудовыми людьми.
Первая мировая война застала Соколова-Микитова на чужбине. С большим трудом добрался он из Греции на родину, а потом ушел добровольцем на фронт, летал на первом русском бомбардировщике «Илья Муромец», служил в санитарных отрядах.
В Петрограде встретил Октябрьскую революцию, затаив дыхание слушал в Таврическом дворце выступление В. И. Ленина. В редакции «Новой жизни» познакомился с Максимом Горьким и другими писателями. В эти переломные для страны годы Иван Сергеевич становится профессиональным литератором.
После революции – недолгая работа учителем единой трудовой школы в родных смоленских местах. К этому времени Соколов-Микитов уже опубликовал первые рассказы, замеченные такими мастерами, как И. Бунин и А. Куприн.
«Теплая земля» – так назвал писатель одну из своих первых книг. И более точное, более емкое название найти было бы трудно! Ведь родная русская земля действительно теплая, потому что она согрета теплом человеческого труда и любви.
Ко времени первых полярных экспедиций относятся рассказы Соколова-Микитова о походах флагманов ледокольного флота «Георгий Седов» и «Малыгин», положивших начало освоению Северного морского пути. На одном из островов Северного Ледовитого океана именем Ивана Сергеевича Соколова-Микитова была названа бухта, где он нашел буек погибшей экспедиции Циглера, судьба которой до того момента была неизвестна.
Несколько зим провел Соколов-Микитов на берегах Каспия, путешествовал по Кольскому и Таймырскому полуостровам, Закавказью, горам Тянь-Шаня, Северному и Мурманскому краям. Он бродил по дремучей тайге, видел степь и знойную пустыню, исколесил все Подмосковье. Каждая такая поездка не только обогащала его новыми мыслями и переживаниями, но и запечатлевалась им в новых произведениях.
Сотни рассказов и повестей, очерков и зарисовок подарил людям этот человек доброго таланта. Богатством и щедростью души озарены страницы его книг.
Творчество Соколова-Микитова близко и к аксаковской, и к тургеневской, и к бунинской манере. Однако в его произведениях есть свой особый мир: не стороннее наблюдательство, а живое общение с окружающей жизнью.
Об Иване Сергеевиче в энциклопедии написано: «Русский советский писатель, моряк, путешественник, охотник, этнограф». И хотя дальше стоит точка, но список этот можно было бы продолжить: учитель, революционер, солдат, журналист, полярник.
Книги Соколова-Микитова написаны певучим, богатым и в то же время очень простым языком, тем самым, которому писатель научился еще в детские годы.
В одной из автобиографических заметок он писал: «Я родился и рос в простой трудовой русской семье, среди лесных просторов Смоленщины, чудесной и очень женственной ее природы. Первые услышанные мною слова – были народные яркие слова, первая музыка, которую я услышал, – народные песни, которыми был некогда вдохновлен композитор Глинка».
В поисках новых изобразительных средств писатель еще в двадцатые годы прошлого века обращается к своеобразному жанру кратких (не коротких, а именно кратких) рассказов, которые он удачно окрестил былицами.
Неискушенному читателю эти былицы могут показаться простыми заметками из записной книжки, сделанными на ходу, на память о поразивших его событиях и характерах.
Лучшие образцы таких кратких невыдуманных рассказов мы уже видели у Л. Толстого, И. Бунина, В. Вересаева, М. Пришвина.
Соколов-Микитов в своих былицах идет не только от литературной традиции, но и от народного творчества, от непосредственности устных рассказов.
Для его былиц «Рыжие и вороные», «Себе на гроб», «Страшный карлик», «Разженихи» и других характерна необычайная емкость и меткость речи. Даже в так называемых охотничьих рассказах у него на первом плане человек. Здесь он продолжает лучшие традиции С. Аксакова и И. Тургенева.
Читая небольшие рассказы Соколова-Микитова про смоленские места («На речке Невестнице») или про птичьи зимовья на юге страны («Ленкорань»), невольно проникаешься возвышенными ощущениями и мыслями, чувство восхищения родной природой переходит в нечто другое, более благородное, – в чувство патриотизма.
«Творчество его, имея истоком малую родину (то есть Смоленщину), принадлежит большой Родине, нашей великой земле с ее необъятными просторами, неисчислимыми богатствами и разнообразной красотой – от севера до юга, от Балтики до Тихоокеанского побережья», – говорил о Соколове-Микитове А. Твардовский.
Не все люди способны чувствовать и понимать природу в органической связи с человеческим настроением, а просто и мудро живописать природу могут лишь немногие. Столь редким даром обладал Соколов-Микитов. Эту любовь к природе и к людям, живущим с ней в дружбе, он умел передать и совсем юному своему читателю. Нашей дошкольной и школьной детворе давно полюбились его книжки: «Кузовок», «Домик в лесу», «Лисьи увертки»… А как живописны его рассказы об охоте: «На глухарином току», «Натяге», «Первая охота» и другие. Читаешь их, и кажется, что ты сам стоишь на лесной опушке и, затаив дыхание, следишь за величественным полетом вальдшнепа или в ранний, предрассветный час прислушиваешься к загадочной и волшебной песне глухаря…
Писательница Ольга Форш говорила: «Читаешь Микитова и ждешь: вот-вот застучит над головой дятел или выскочит зайчишка из-под стола; как это у него здорово, по-настоящему рассказано!»
Творчество Соколова-Микитова автобиографично, но не в том смысле, что он писал только о себе, а потому, что рассказывал всегда и обо всем как очевидец и участник тех или иных событий. Это придает его произведениям яркую убедительность и ту документальную достоверность, которые так привлекают читателя.
«Мне посчастливилось сблизиться с Иваном Сергеевичем в ранние годы его литературной работы, – вспоминал К. Федин. – Это было вскоре после Гражданской войны. На протяжении полувека он настолько посвящал меня в свою жизнь, что мне иногда кажется – она стала моей.
Он никогда не задавался целью написать подробно свою биографию. Но он из тех редких художников, жизнь которых как бы сложила собою все, что им написано».

Калерия Жехова

НА РОДНОЙ ЗЕМЛЕ

Восход солнца

Еще в раннем детстве доводилось мне любоваться восходом солнца. Весенним ранним утром, в праздничный день, мать иногда будила меня, на руках подносила к окну:
– Посмотри, как солнце играет!
За стволами старых лип огромный пылающий шар поднимался над проснувшейся землею. Казалось, он раздувался, сиял радостным светом, играл, улыбался. Детская душа моя ликовала. На всю жизнь запомнилось мне лицо матери, освещенное лучами восходящего солнца.
В зрелом возрасте много раз наблюдал я восход солнца. Я встречал его в лесу, когда перед рассветом проходит вверху над макушками предутренний ветер, одна за другою гаснут в небе чистые звезды, четче и четче обозначаются на посветлевшем небе черные вершины. На траве лежит роса. Множеством блесток сверкает растянутая в лесу паутина. Чист и прозрачен воздух. Росистым утром, смолою пахнет в густом лесу.
Видел восход солнца над родными полями, над зеленеющим, покрытым росою лугом, над серебряной гладью реки. В прохладном зеркале воды отражаются побледневшие утренние звезды, тонкий серп месяца. На востоке разгорается заря, и вода кажется розовой. Как бы в парной легкой дымке под пение бесчисленных птиц поднимается над землею солнце. Точно живое дыхание земли, легкий золотистый туман стелется над полями, над недвижной лентой реки. Все выше поднимается солнце. Прохладная прозрачная роса на лугах сияет алмазной россыпью.
Наблюдал появление солнца в морозное зимнее утро, когда нестерпимо сияли глубокие снега, рассыпался с деревьев легкий морозный иней. Любовался восходом в высоких горах Тянь-Шаня и Кавказа, покрытых сверкающими ледниками.
Особенно хорош восход солнца над океаном. Будучи моряком, стоя на вахте, много раз наблюдал я, как восходящее солнце меняет свой цвет: то раздувается пылающим шаром, то закрывается туманом или далекими облаками. И все вокруг внезапно меняется. Иными кажутся далекие берега, гребни набегающих волн. Изменяется цвет самого неба, золотисто-голубым шатром покрывающего бескрайнее море. Пена на гребнях волн кажется золотою. Золотыми кажутся летящие за кормою чайки. Алым золотом отсвечивают мачты, блестит крашеный борт корабля. Стоишь, бывало, на вахте на носу парохода, несказанной радостью наполняется сердце. Рождается новый день! Сколько встреч и приключений сулит он молодому счастливому моряку!
Жители больших городов редко любуются восходом солнца. Высокие каменные громады городских домов закрывают горизонт. Даже сельские жители просыпают короткий час восхода солнца, начало дня. Но в живом мире природы все пробуждается. На опушках леса, над озаренной водою громко поют соловьи. Взвиваются с полей в небо, исчезая в лучах рассвета, легкие жаворонки. Радостно кукуют кукушки, свистят дрозды.
Только моряки, охотники – люди, тесно связанные с матерью-землею, знают радость торжественного солнечного восхода, когда на земле пробуждается жизнь.
Друзья мои читатели, очень советую вам полюбоваться восходом солнца, чистой ранней утренней зарею. Вы почувствуете, как свежей радостью наполняется ваше сердце. В природе нет ничего прелестнее раннего утра, утренней ранней зари, когда материнским дыханием дышит земля и жизнь пробуждается.

Русская зима

Хороши, чисты русские снежные зимы. Глубокие сверкают на солнце сугробы. Скрылись подо льдом большие и малые реки. В морозное тихое утро над крышами деревенских домов столбами поднимается в небо дым. Под снежной шубой, набирая силу, отдыхает земля.
Тихи и светлы зимние ночи. Обливая снега тонким светом, сияет луна. В лунном свете мерцают поля, вершины деревьев. Хорошо видна накатанная зимняя дорога. Темны тени в лесу. Крепок зимний ночной мороз, потрескивают в лесу стволы деревьев. Высокие звезды рассыпаны по небу. Ярко светит Большая Медведица с ясной Полярной звездою, указывающей на север. От края до края протянулся по небу Млечный Путь – загадочная небесная дорога. В Млечном Пути распростер свои крылья Лебедь – большое созвездие.
Что-то фантастическое, сказочное есть в лунной зимней ночи. Вспоминаются пушкинские стихи, гоголевские рассказы, Толстой, Бунин. Кому приходилось ездить лунной ночью по зимним проселочным дорогам, наверное, вспомнит свои впечатления.
А как хороши зимний рассвет, утренняя заря, когда покрытые снегом поля, пригорки освещают золотые лучи восходящего солнца и заблестит, засверкает ослепительная белизна! Необыкновенны русская зима, яркие зимние дни, лунные светлые ночи!
Некогда бродили по снежным полям и дорогам голодные волки; пробегали, оставляя на снегу тонкие цепочки следов, лисицы, разыскивая спрятавшихся под снегом мышей. Даже днем можно было увидеть в поле мышкующую лисицу. Неся над снегом пушистый хвост, пробегала она по полям и перелескам, острым слухом чуяла спрятавшихся под снегом мышей.
Чудесны зимние солнечные дни. Раздолье лыжникам, бегущим на легких лыжах по скользкому снегу. Я не любил проторенных лыжниками лыжней. Возле такой лыжни, где цепочкой бежит человек за человеком, трудно увидеть зверя или лесную птицу. На лыжах я один уходил в лес. Лыжи ходко, почти неслышно скользят по нетронутому снегу. В высокое небо возносят сосны свои кудрявые побелевшие вершины. На зеленых колючих ветвях развесистых елей лежит белый снег. Под тяжестью инея в дугу согнулись молодые высокие березки. Темные муравьиные кучи покрыты снегом. В них зимуют черные муравьи.
Полон жизни зимний, казалось бы, мертвый лес.
Вот простучал на сухом дереве дятел. Неся в клюве шишку, пестрым платочком перелетел на другое место – к своей «кузнице», устроенной в развилине старого пня, ловко вправил шишку в свой верстак и стал долбить клювом. Во все стороны полетели смолистые чешуйки. Вокруг пня валяется много расклеванных шишек. С дерева на дерево перепрыгнула шустрая белочка. Большая белая снежная шапка упала с дерева, рассыпалась снежной пылью.
На краю леса можно увидеть сидящих на березах черных тетеревов. Зимою они кормятся почками берез. Бродя по снегу, собирают черные ягоды можжевельника. Крестообразными следами тетеревиных лап исписана между кустами поверхность снега. В студеные зимние дни тетерева, падая с берез, зарываются в снег, в глубокие лунки. Счастливому лыжнику иногда удается поднять спрятавшихся в снежных лунках тетеревов. Один за другим в алмазной снежной пыли вылетают птицы из глубокого снега. Остановишься, любуясь дивным зрелищем.
Много чудес можно увидеть в зимнем спящем лесу. С шумом пролетит рябчик или поднимется тяжелый глухарь. Всю зиму глухари кормятся на молодых соснах жесткой хвоей. Возятся под снегом лесные мыши. Спят под корнями деревьев ежи. Бегают по деревьям, гоняясь за белками, злые куницы. Стайка красногрудых веселых клестов, роняя снежную навись, с приятным свистом расселась на покрытых смолистыми шишками ветвях ели. Стоишь и любуешься, как быстро и ловко теребят они тяжелые шишки, добывая из них семена. От дерева к дереву тянется легкий следок белки. Цепляясь за сучья, сверху сорвалась, упала к ногам обглоданная шишка. Подняв голову, вижу, как закачалась, освободившись от тяжести, ветка, как перемахнула, затаилась в густой вершине проворная лесная проказница. Где-то в дремучем лесу спят в своих берлогах почти непробудным сном медведи. Чем сильнее мороз, тем крепче спит медведь. Бродят в осиннике рогатые лоси.
Затейливой грамотой звериных и птичьих следов исписана поверхность глубоких сугробов. Ночью здесь пробегал жировавший в осиннике заяц-беляк, оставил на снегу круглые орешки помета. Зайцы-русаки ночами бегают по полям, откапывают хлебную озимь, оставляют на снегу путаные следы. Нет-нет да и присядет на задние лапы, подняв уши, слушает далекий лай собак. Под утро зайцы скрываются в лесу. Они сдваивают и страивают свои следы, делают длинные смётки, ложатся где-нибудь под кустом или еловой ветвью, головой к своему следу. Трудно увидеть залегшего в снегу зайца: он первый замечает человека и быстро убегает.
Возле деревень и старинных парков видишь раздувшихся краснозобых снегирей, а у самых домов попискивают шустрые смелые синички. Случается, что в морозный день синицы залетают в открытые форточки или в сени домов. Я приручал залетавших в мой маленький домик синиц, и они быстро в нем обживались.
С дерева на дерево перелетают оставшиеся зимовать вороны. Бабьими голосами перекликаются сероголовые галки. Вот под самое окно прилетел, уселся на дереве поползень, удивительная птица, умеющая ползать по стволу вниз головой. Иногда поползень подобно синицам залетает в открытую форточку. Если не шевелиться, не пугать его, он влетит на кухню, будет подбирать хлебные крошки. Птицам голодно зимою. Они добывают корм в щелях древесной коры. Снегири питаются семенами зазимовавших над снегом растений, ягодами шиповника, держатся возле хлебных сараев.
Кажется, подо льдом застыла, спит река. Но на льду у лунок сидят рыболовы. Им не страшны мороз, холодный, пронизывающий ветер. У заядлых рыболовов стынут от холода руки, но на крючок попадаются мелкие окуни. Зимою мечут икру налимы. Они охотятся на задремавших рыбок. Искусные рыболовы ловят зимою налимов в расставленные верши и норота́, еловыми ветвями загораживают реку. Ловят налимов зимой и на крючки, на приманку. В Новгородской области я знал старого рыболова, приносившего мне каждый день живых налимов. Вкусна налимья уха и печенка. Но мало, к сожалению, осталось в загрязненных реках налимов, любящих чистую воду.
А как хороши зимою покрытые льдом и снегом лесные озерки, застывшие малые реки, в которых продолжается невидимая глазу жизнь! Хороши зимою осиновые деревья с тончайшим кружевом своих голых ветвей на фоне темного елового леса. Кое-где краснеют в лесу на рябине зазимовавшие ягоды, висят яркие гроздья калины.

Март в лесу

В богатствах календаря русской природы март числится первым месяцем весны, радостным праздником света. Уже кончился холодный, вьюжный февраль – «кривые дороги», как называют его в народе. По народному меткому слову, еще «зима зубы показывает». В первых числах марта нередко возвращаются морозы. Но все длиннее дни, раньше и раньше восходит над снежной сверкающей пеленой весеннее яркое солнце. В лесах и на поле нетронуто лежат глубокие сугробы. Выйдешь на лыжах – такая засверкает вокруг нестерпимая белизна!
По-весеннему пахнет воздух. Отбрасывая на снег лиловые тени, недвижно стоят в лесу деревья. Прозрачно и чисто небо с высокими легкими облаками. Под темными елями ноздреватый снег обсыпан опавшей хвоей. Чуткое ухо ловит первые знакомые звуки весны. Вот почти над самой головой послышалась звонкая барабанная трель. Нет, это не скрип старого дерева, как обычно думают городские неопытные люди, оказавшись в лесу ранней весной. Это, выбрав сухое звонкое дерево, по-весеннему барабанит лесной музыкант – пестрый дятел. Если прислушаться хорошенько, непременно услышишь: там и там в лесу, ближе и дальше, как бы перекликаясь, торжественно звучат барабаны. Так барабанщики-дятлы приветствуют приход весны.
Вот, прогретая лучами мартовского солнца, сама собой свалилась с макушки дерева, рассыпалась снежною пылью тяжелая белая шапка. И, точно живая, долго колышется, как бы машет рукой, зеленая ветка, освобожденная от зимних оков. Стайка клестов-еловиков, весело пересвистываясь, широким красно-брусничным ожерельем рассыпалась по увешанным шишками вершинам елей. Лишь немногие наблюдательные люди знают, что эти веселые, общительные птички всю зиму проводят в хвойных лесах. В самую лютую стужу они искусно устраивают в густых сучьях теплые гнезда, выводят и выкармливают птенцов. Опершись на лыжные палки, долго любуешься, как шустрые птички своими кривыми клювами теребят шишки, выбирая из них семена, как, кружась в воздухе, тихо сыплются на снег легкие шелушинки.
Почти невидной и неслышной жизнью, доступной лишь зоркому глазу и чуткому уху, живет в эту пору едва пробудившийся лес. Вот, уронив обгрызенную шишку, взвершилась на дерево легкая белка. Прыгая с сучка на сучок, над самым сугробом уже по-весеннему тенькают синички. Мелькнув за стволами деревьев, неслышно пролетит и исчезнет рыжеватая сойка. Вспорхнет, прогремит и скроется в глубине лесного заросшего оврага пугливый рябчик.
Освещенные лучами солнца, высятся бронзовые стволы сосен, в самое небо вознося свои раскидистые вершины. В тончайшее кружево сплелись зеленоватые ветки голых осин. Пахнет озоном, смолою, багульником, жесткие вечнозеленые ветки которого уже показались из распавшегося сугроба у пригретого мартовским солнцем высокого пня.
Празднично, чисто в освещенном лесу. Яркие пятна света лежат на ветвях, на стволах деревьев, на слежавшихся плотных сугробах. Скользя на лыжах, выйдешь, бывало, на солнечную, сверкающую, окруженную березовым лесом поляну. Нежданно-негаданно, почти из-под самых ног, в алмазной снежной пыли начинают вырываться из лунок тетерева. Все утро кормились они на развесистых, усыпанных почками березах. Один за другим вылетают отдыхавшие в снегу краснобровые черные косачи, желтовато-серые самки-тетерки.
В ясные дни по утрам уже можно услышать первое весеннее бормотание токующих косачей. В морозном воздухе далеко слышны их гулкие голоса. Но еще не скоро начнется настоящий весенний ток. Это лишь пробуют силы, точат оружие закованные в черные латы краснобровые бойцы.
На глухих сосновых болотах готовятся к весеннему току глухари-мошники. В глубоком снегу, в осиновых и сосновых зарослях, держатся лоси. Трудно увидеть чуткого лося, но бывает и так: спасаясь от злых браконьеров, лоси выходят к людным дорогам, на окраины селений и городов.
Чудесны лунные мартовские ночи! Крепким настом покрыты снега. Можно без лыж идти по хрустящему снежному паркету.
Сказочным кажется ночной лес. Иные, ночные, слышатся звуки и голоса. Вот гугукнула, пролетая, сова, далеко-далеко отозвались ей другие невидимки совы. Пискнув тихонько, лесная мышь пробежала по снегу, скрылась под пнем в сугробе. Опушкою леса пробежала осторожная лисица. В светлые лунные ночи выходят на поля жировать русаки.
Еще спят в своих теплых норах и берлогах барсуки и медведи. Но в ясные мартовские дни все чаще просыпается медведь. Подрастают в берлогах родившиеся зимою медвежата.
Настоящая весна приходит в середине марта. В городах и поселках течет с крыш, висят длинные сосульки. Радостно, по-весеннему чирикают воробьи. На лесных тропинках проваливается под ногами снег.
А где-то, на далеком юге, уже цветут сады, давно начался сев. Многотысячная армия пролетных птиц готовится в дорогу. Из далекой Африки, с берегов Южного Каспия отправляются птицы в далекий путь. Первыми прилетают близкие гости – грачи. В старых парках на высоких деревьях ладят они свои гнезда, шумом и гамом наполняя окрестности. За грачами прилетят скоро скворцы, покажутся на весенних проталинах первые жаворонки.
С каждым днем сильнее греет солнце. Бегут под снегом весенние ручейки. Скоро придет апрель – самый шумный месяц вешней воды, пробуждения земли, бурного движения соков.

Звуки весны

Месяц апрель – «зажги снега, заиграй овражки». Так говорится в народной пословице.
Это значит: последний снег с полей сходит, звенят по оврагам ручьи, ломают зимний лед реки.
Весною пахнет пробудившаяся от зимнего сна земля.
Надуваются в лесу у деревьев смолистые душистые почки.
Уже прилетели, расхаживают по полям и дорогам белоносые грачи. Распевают, греясь на солнышке, весенние веселые гости – скворцы. С песнями поднимаются с полей высоко в небо голосистые жаворонки.
Наступает особенный торжественный час в русской природе. Как бы до самого неба распахнутся невидимые голубые ворота. Вместе с полой водой покажутся косяки пролетных птиц. От теплого юга до студеного моря, над всей обширной страною, будут слышны их весенние веселые голоса.
Над полями и лесами, над широкими реками и голубыми озерами летят птицы, возвращаясь на свою родину. Высоко в небе, распахнув белые крылья, пролетают на север прекрасные лебеди, стройными косяками тянут гуси, курлыкают журавли. На реках и озерах, наполненных вешней водою, отдыхают и кормятся дикие утки.
Множество птиц пролетает даже над шумными многолюдными городами. Выйди на берег реки, хорошенько послушай! Чуткое ухо услышит в освещенном заревом городском небе свист бесчисленных крыльев, далекие птичьи голоса…
Для чуткого, внимательного охотника, умеющего хорошо видеть и слышать, особенную прелесть представляет богатство звуков и голосов в лесу. Необычайно разнообразны эти лесные звуки весною. Вот с надломанной ветки березы упала прозрачная капля – послышался тонкий, хрустальный звон. Под напором жизненных соков сам собою шевельнулся вытянутый в стрелку листок, и чуткому уху охотника уже чудится шепот проснувшейся земли. Тысячи таких звуков родятся весною в ожившем лесу. От пенька на пенек пробежала, тоненько пискнула мышь; поднявшись с земли, прогудел, стукнулся о березу и грузно упал неповоротливый жук. Сидя на стволе засохшего дерева, дятел пустил звонкую барабанную трель. На макушке березы, покрывшейся дымкой молодой листвы, громко кукует кукушка и, точно поперхнувшись, неожиданно вдруг умолкает. Окруженный золотым сиянием солнца, на самой вершине голого дуба, важно надувая зоб, воркует дикий голубь-витютень. «На ду-у-убе сижу! На ду-у-убе сижу!» – далеко-далеко разносится глухое его воркованье. Справа и слева на своих звонких свирелях разливаются певчие дрозды, а в глухой еловой чащобе тихо попискивает рябчик.